«Черное дело – белыми нитками»: расшифровка последнего слова Алексея Улюкаева

Уважаемый суд!

В своем выступлении в прениях и в более ранних я говорил о том, что категорически отклоняю предъявленные мне обвинения. Подтверждаю это в своем последнем слове. Ни одно свидетельское показание, ни один из материалов, которые изучены следствием, не содержат никаких доказательств моей причастности к совершению преступления – вымогательству взятки. Более того, они неопровержимо... Извините, что я использую излюбленное гособвинителем выражение, я его исключу. Они просто свидетельствуют, что против меня была совершена чудовищная и жестокая провокация.

В ходе прений я рассказывал о странностях событий 14 ноября 2016 г. Но не меньше странностей обнаружилось и в ходе судебного следствия. Это удивительное следствие! Когда потерпевший сначала превращается в свидетеля, а потом фактически утрачивает даже этот статус, превращается в мнимого свидетеля, который, затерявшись где-то на просторах между Ханты-Мансийском и Римом, растворился. Так же растворился, как пресловутый синергетический эффект для бюджета от приобретения «Роснефтью» акций «Башнефти». Растворился, только запах серы остался. Мнимый свидетель, притворный свидетель, какой-то поручик Киже. Он не потерпевший, не свидетель. Кто он в процессе? Может, специалист? Ну, скорее всего, специалист. Специалист по проворачиванию определенного рода денежек, дурно пахнущих делишек.

Это процесс, в котором заявление по делу подается не заявителем, а по его поручению лицом, которое слышало рассказ о якобы угрозах и так называемом вымогательстве. Процесс, в котором организатор так называемого следственного эксперимента, младший оперуполномоченный, исчезает в длительной командировке, так и не дав никаких свидетельских показаний. Процесс, в котором важнейшие материалы дела отправляются следователем за ненадобностью «по принадлежности» и тоже растворяются. Где гособвинитель, который в другом процессе, также в статусе гособвинителя, объявляет использование средств частных лиц преступлением и провокацией взятки, [но на этом процессе] считает это нормальным элементом оперативно-розыскной деятельности. Одним за такие действия полагается длительный тюремный срок, а другим – повышение по службе.

Данный процесс вызвал очень большой интерес публики. Такой, знаете, похожий на цирк. Когда немолодой, пенсионного возраста гладиатор картонным мечом отмахивается от вполне реальных пародий, а публика в удобных креслах с удовольствием наблюдает, готовая [опустить] палец вниз или поднять палец вверх. <…> А ведь давно было сказано: не спрашивай, по ком звонит колокол, – он звонит по тебе. Он может зазвонить по любому из зрителей. Сейчас это стало очень легко. Сумка, корзинка, плохо снятый видеоролик, три клика – и готово.

Вот представьте: есть у вас знакомый чиновник, который перестал вам нравиться. Вы приглашаете его на прогулку, говорите ему: «Подержи, пожалуйста, портфель, у меня шнурок развязался». И не успел шнурок завязаться, как добры молодцы из кустов выскакивают, берут под белые руки бывшего приятеля и направляют его в следственный изолятор. Нет человека – нет проблемы.

Однако ящик Пандоры открыть легко, а закрыть его достаточно труднее. Это процесс, в котором гособвинитель строит обвинение на весовых характеристиках предмета – на том, что сумка уж больно тяжела: что может быть в тяжелой сумке, как не деньги? Это точное воспроизведение аргументов, которые приводились в бессмертном романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок»: «Пилите, Шура, гири». – «А если там не золото?» – «А что же там еще, по-вашему?» Что же еще по-вашему может быть в тяжелой сумке, если не деньги? (пересказ доводов обвинения. – «Ведомости»). Или обвинение полагает, что очки подсудимого оборудованы специальной оптикой? Раз сумка тяжелая – значит, там деньги, а если сумка коричневая, а подсудимый почему-то этого не помнит, то именно это и доказывает его преступный замысел. Вышинский отдыхает, а мог бы подарить гособвинителю свой портрет с записью: «Победителю-ученику от побежденного учителя». Действительно побежденного! У того хоть царицей доказательств было признание вины, а тут: не мог признать – не мог не признать. Это удивительный криминальный опыт чтения мыслей не только на расстоянии, но и во времени.

Ну и интересный вопрос, который тут уже затрагивался: откуда же все-таки взялись эти доллары, которые гособвинитель раскладывал два часа на столе? Один из организаторов провокации, Феоктистов, показал, что деньги дал некий частный инвестор. Так это инвестиция! То есть дать $2 млн просто так, на неопределенное время, без гарантий возврата – это инвестиция! Это просто повесть об эффективном инвесторе! Надо было Росстату включить эту инвестицию в свою статистику. Никого не заинтересовало, в отличие от других дел о провокации взяток, истинное происхождение этих денег. Никто не задумался о существовании у «Роснефти» черной кассы, так называемой неучтенки.

Обвинение абсурдно, доказательства абсурдны. Но во всяком абсурде должна быть своя система. Фундаментально это – жестокость и вседозволенность провокаторов.

Ну и о материальной части, о которой я говорил в прениях. Выгодоприобретатель от этой провокации очевиден, все это надо расследовать, и все это рано или поздно будет расследовано. Уверен, что этим преступным действиям будет дана должная оценка. Провокаторы потратили немало сил и средств на то, чтобы оклеветать невинного человека, заманить его в ловушку, осуществить расправу. Следствие и обвинение, вместо того чтобы разобраться в существе дела, поспешили сшить его белыми нитками. Черное дело – белыми нитками. Надеюсь и верю, что суд поднимется над инсинуациями лжи и защитит справедливость. Не позволит отнять у престарелых инвалидов-родителей их сына, единственную опору в старости, а у маленьких детей – отца, который должен поставить их на ноги. <…>

65 лет назад, выступая на процессе по сфабрикованному против него делу, Фидель Кастро сказал: «История меня оправдает». Могу лишь повторить эти пророческие слова. Жернова истории мелют медленно и неумолимо, но уверен, что так будет и на этот раз.

В понедельник, когда я сказал, что мне было весело слушать речи государственного обвинителя, многие удивились. А кое-кто, возможно, решил, что у меня крыша от переживаний поехала. Заверяю: крыша на месте и еще послужит. Просто я вспомнил слова популярного ныне Карла Маркса о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. Следствие и обвинение по методике Вышинского – это, конечно, наше прошлое. Позорное прошлое. Мы с ним расстаемся. Слишком медленно, конечно, но расстаемся.

Хочу здесь высказать признательность своим товарищам, которые в эти трудные месяцы поддерживали мою семью. Их немного, но они есть. Это благородные люди. Хочу поблагодарить простых и неизвестных мне людей, которые просто на улице во время прогулок подходили, подбадривали, передавали свою поддержку через интернет или родственников.

И последнее. Хочу здесь сделать заявление, что я признаю себя виновным. Не в том абсурдном обвинении, которое выдвигает гособвинитель. Очевидно, что ничего общего с угрозами вымогательства взятки я не имею. Я виновен в другом. Конечно, я старался делать работу как мог хорошо; дело, конечно, не в наградах и орденах, а в том, что на самом деле сделано. Но, как известно, сделано недостаточно, если не сделано все. Того, что я делал, недостаточно, прискорбно мало. Я виноват в том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути. Карьерное благополучие зачастую предпочитал принципам. Крутился в каком-то бессмысленном хороводе бюрократическом, получал какие-то подарки, сам их делал. Я пытался выстраивать отношения, лицемерил... Только когда сам попадаешь в беду, то начинаешь понимать, как тяжело на самом деле живут люди, с какой несправедливостью они сталкиваются. Когда у тебя все в порядке, ты непроизвольно отворачиваешься от людского горя. Простите меня за это, люди! Я виноват перед вами.

Я многое передумал за этот год. Как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, остаток я посвящу помощи людям. Я хочу также попросить прощения у своих родных и близких за ту тревогу и боль, которую я им принес.

Ну что ж, как сказал в аналогичной ситуации Сократ: «Вот уже время идти отсюда. Мне – чтобы умереть, вам – чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее – это сейчас никому не ясно».

Конечно, со времен Сократа много воды утекло, и времена сейчас более вегетарианские. Но 10 лет строгого режима для человек 62 лет от роду не слишком отличаются от смертного приговора.

Ну и чтобы закончить на более высокой ноте – у нас впереди Новый год. Хочу всех поздравить с наступающим Новым годом, пожелать веселых праздников, всего самого доброго.

Будьте здоровы, живите долго и счастливо.

Спасибо.