Число граждан, считающих, что у России есть враги, заметно снизилось

Количество россиян, считающих, что у нашей страны есть враги, заметно снизилось, следует из опроса «Левада-центра». Если в сентябре 2015 г. с таким мнением соглашались 80% респондентов (исторический максимум в 84% был зафиксирован сентябре 2014 г.), то в ноябре 2016 г. – лишь 68%. Соответственно, выросло число тех, кто считает, что у России нет врагов: с 10% в сентябре 2015 г. до 18% в декабре 2016 г. (см. график). При этом 52% опрошенных полагают, что России «действительно угрожают многочисленные внешние и внутренние враги» (в марте 2015 г. таких было 63%), а 29% думают, что разговоры о врагах ведутся властью для запугивания населения.

Ощущение, что Россия находится в изоляции, снижается, связано это с переменами в американской администрации, поясняет замдиректора «Левада-центра» Алексей Гражданкин: «Нынешний этап поиска врагов начался в 2014 г., когда западный мир резко негативно отреагировал на позицию России по Крыму и Украине. Потом эта история была подстегнута в том числе допинговыми скандалами, отстранением паралимпийцев – все эти события попадали в данное интерпретационное пространство и только усиливали восприятие, что к России негативное отношение». Поэтому высказывания нового президента США, идущие вразрез с риторикой предыдущей администрации, воспринимаются как долгожданный повод к улучшению отношений, добавляет социолог: «Хотя начало российской кампании в Сирии тоже сопровождалось такими ожиданиями, но они быстро сошли на нет».

Установка на поиск врагов сформировалась в массовом сознании еще в советское время, подчеркивает Гражданкин: «При том что реалии последних 30 лет уже совершенно иные, США по-прежнему воспринимаются как серьезный противник». По его словам, «вирус поиска врагов есть у каждого, в подходящих условиях он актуализируется, в других – сдерживается». «Ощущение, что Россия находится в конфронтации с другими странами, будет изжито, только если Россия будет включена в общую систему взаимодействия. Поскольку таких перспектив нет, то еще долгое время в открытой или латентной форме останется ощущение, что от окружающих стран можно ожидать подвоха. Это такая болезнь массового сознания, с которой надо жить и действовать», – говорит Гражданкин. При этом часть людей считает, что отношение враждебности есть не потому, что мир враждебен, а в силу сознания или пропаганды, добавляет социолог: «И когда мы актуализируем оба варианта, то число ответов об окруженной врагами России оказывается ниже».

Опрос проводился в конце года, когда общество всегда успокаивается, а события во внешней политике – ситуация в Сирии, избрание Трампа – привели к снижению количества тех, кто видит внешних врагов, считает политпсихолог Елена Шестопал: «Чем больше нагнетается внешнеполитическая пропагандистская риторика и люди настраиваются на жесткий агрессивный лад, тем хуже, потому что никакой реальной мобилизации со стороны общества нет – это не подкрепляется делами. Она нужна в моменты, когда надо сплотить нацию, но дает краткосрочный эффект, и ею надо пользоваться дозированно». По словам Шестопал, мобилизация против образа врага нужна в определенные исторические моменты: «Если завтра война, то надо к этому готовиться, а если готовиться не к чему, то зачем образ врага?» Нагнетание внешнеполитической риторики, которое было после 2014 г., себя исчерпало и общество не видит реальных угроз, кроме терроризма, считает эксперт.