Когда дело доходит до извинений
За год домашнего ареста Алексей Улюкаев узнал про жизнь что-то важное
Только сам попадая в беду, начинаешь понимать, как тяжело живут люди. Простите меня за это, люди. Я виноват перед вами.
Дело о взятке в ближайшую пятницу, наверное, закончится. Какой-то будет приговор, несомненно, – но Алексей Улюкаев в последнем слове решил говорить не только о несправедливости обвинения, не только о взятке, которой не брал. Бывший министр экономического развития решил попросить прощения за то, что недостаточно хорошо служил гражданам России.
Содержание последнего слова законом вроде бы никак не регламентируется – оно, конечно, должно касаться происходившего на процессе, но, вообще говоря, просто должно произвести некоторое дополнительное впечатление на суд. Ну, разумеется, последнее слово может быть использовано и, так сказать, для внесудебного высказывания, что практикуют, в частности, российские внесистемные оппозиционеры, критикующие власть с публичной судебной трибуны.
Бывший министр Улюкаев ничего на первый взгляд критического в адрес власти не сказал – но, как мне кажется, только на первый взгляд. Если бы он просто был отправлен на пенсию и писал мемуары, он бы, скорее всего, взвешивал слова – как это обычно делают высокопоставленные мемуаристы; им, как правило, есть еще что терять. На скамье подсудимых терять почти что нечего – и вот: «Я виновен в другом. На протяжении многих лет я служил гражданам России, кое-что удалось сделать на благо людей. Но сделано недостаточно». После чего и звучит то самое: «Простите меня!»
Вроде бы глубоко личное, покаянное слово, но в то же время странно было бы не признать в нем обобщения и заодно предупреждения. Не только Алексей Улюкаев служил гражданам России – и недостаточно служил; не только Алексей Улюкаев из гражданских слуг попал в беду; но только он понял, каково тем самым российским гражданам, только ему стало неловко за чиновничью деятельность.
(Предыдущее подобное высказывание принадлежит, мне кажется, президенту России Борису Ельцину – он просил прощения у граждан в новогоднем обращении, том же, в котором объявил о добровольной отставке. Тоже, замечу, редчайший случай в российской политике.)
Как же это понял бывший министр? – сидит-то он не в СИЗО, где мог бы увидеть и услышать, как живут люди; а под домашним арестом у него решительно ограничен круг общения. Видимо, последнее слово подсудимого Улюкаева – плод его долгих раздумий, свободного времени в четырех стенах и, может, какой-то новой информации, отличавшейся и от бюрократического бумажного потока в министерстве, и от содержания бесед на разных, скажем, важных встречах. Видимо, переменились его представления о действительности.
А вообще, в России не принято признавать ошибок и извиняться; этого национального обычая придерживаются и чиновники, в том числе высокопоставленные, и обычные граждане. Виноват в нашей практике всегда кто-то иной или обстоятельства.