Уполномоченному Астахову не нужно подходить к детям

Мимо этой цитаты, какой бы заезженной она ни была, пройти никак нельзя. Обстоятельства, на всякий случай, таковы: уполномоченный Астахов разговаривает с подростками, которые пережили гибельную опасность, близко видели смерть друзей, едва спаслись и теперь пытаются как-нибудь справиться с жутким своим состоянием.

«Ну что, как поплавали?» – «Хорошо, что живы остались», – отвечают ему девочки-подростки.

Дальше выясняется, что уполномоченный Астахов не один такой, точнее, с таким вопросом. Вот, извольте, официальный представитель Следственного комитета России Владимир Маркин: «Мы уже давно задали вопрос «Как поплавали?» тем, кто непосредственно отправил и сопровождал детей в этом смертельном плавании. И следователи в отличие от омбудсмена применяют любые психологические приемы при беседе с детьми исключительно в тандеме с квалифицированными психологами».

Но уполномоченный-то Астахов вторит официальному представителю Маркину; уполномоченный, выясняется, не ляпнул, а намеренно спросил, как они поплавали: «Есть специальные психологические приемы, которые помогают раскрыть напуганного ребенка и дать ему возможность выговориться, выплеснуть эмоции <...> А мы поговорили очень откровенно, очень многое выяснилось. Они дали много полезной информации, которая будет использована в рамках расследования». И еще: «Прежде чем задавать им [выжившим девочкам] вопросы, от которых зависит, удастся ли определить виновных и понесут ли они наказание, надо попытаться поговорить на их языке. Нельзя было говорить гробовым голосом и с мрачным видом требовать фактов. Это верный путь напугать детей еще больше».

«Как поплавали» – это на их языке. «Нельзя было говорить гробовым голосом». Кажется, вообще не стоило говорить. Не стоило и рассуждать об интересах расследования, о виновных; задача уполномоченного, судя по указу № 986, определяющему его деятельность, – смотреть, чтобы органы власти сверху донизу не нарушили прав детей; иными словами, уполномоченный Астахов мог бы спросить со Следственного комитета, если бы тот как-то некорректно себя повел, – но не с детей.

Уполномоченному Астахову по букве указа вообще не нужно подходить к детям; предметом интереса должны быть чиновники, любые, к ним он беспрепятственно имеет право приходить; а иногда – эксперты, которые должны помочь ему составлять заключения о нарушении прав детей.

В официальном фейсбуке уполномоченного Астахова за июнь месяц нет ни единого такого заключения, ни единого сообщения о визите к чиновникам; на сайте уполномоченного дата последней инспекционной поездки – июль 2015 г. Зато много сообщений об участии уполномоченного в сборе средств на лечение или питание детей – получается, Астахов не заставляет бесплатную российскую медицину выполнять конституционные обязанности, не предписывает ей соблюдать права больных детей.

Потом можно будет спросить, как полечились.