Будущее как будто отменили

В России сегодня особенно остро – возможно, острее, чем где бы то ни было в мире, – стоит вопрос о дефиците не просто уже даже образа будущего, но и самого разговора об этом образе.

На первый взгляд, эта мысль кажется несколько натянутой и преувеличенной, даже местечковой в каком-то смысле. Коронакризис накрыл более или менее ровной волной весь мир, впервые за долгие годы вынудив почти все правительства и почти все народы переживать единый опыт и единые на всех страхи и тревоги.

Справедливо можно возразить, что везде сейчас заняты тем, что решают проблемы, что называется, по мере их поступления. Сейчас бы, дескать, с тактикой разобраться, там и до стратегии дойдут руки.

Да, кто-то уже проповедует, что мир не будет прежним никогда. Другие же, напротив, свято верят, что жизнь однажды станет привычной, надо только дождаться. Все это, в общем, даже не является предметом обсуждения как такового, а скорее символом веры одних или других. Спорить тут не о чем. И это справедливо как в Москве и Владивостоке, так и в Милане, Нью-Йорке и Шанхае.

Тем не менее в России действительно ситуация с образом будущего обстоит иначе, чем почти всюду. Дело не в какой-то, не подумайте, богоизбранности или, напротив, отрицательной исключительности в духе Чаадаева, нет. Дело в стечении сразу нескольких обстоятельств.

Так вышло, что еще до коронакризиса в России остро ощущался дефицит образа будущего, и то, как развивалась внутриполитическая ситуация в начале 2020 г., лишь подтверждает этот тезис. Зачем поменяли правительство? Для чего нужны поправки? Что будет с думскими выборами? Что будет со следующими президентскими выборами? Ответы на все эти вопросы были нужны и до всякого ковида, а теперь они нужны еще острее, только вот к ним добавляют еще россыпи вопросов другого свойства – в диапазоне от «не потеряю ли я работу или свой бизнес» до «когда откроют границы».

Речь не о конкретной фигуре Михаила Мишустина и не О поправках как таковых, политические механизмы-то применить или поправить – дело скорее техники. Речь о том, что за двадцать с лишним лет накопилась усталость материала. Вся система вообще, не только политическая ее часть, но и другие – экономическая, социальная и все иные (самая ткань жизни в России, если говорить проще), – вошла в ступор, в эмоциональный тупик, стала протираться, как старые штаны.

И без коронавируса, повторю, никто толком не объяснял, что со всем этим делать. Более того, тех, кто слишком активно – словами или делами – эти вопросы поднимал, ждала метафорическая полицейская дубинка. Подождите, мол, пока еще не решили, что будет дальше, никто и так не знает.

И все ждали, ждали, продолжали ждать, уставали ждать. И все еще ждали. И потом случился коронакризис, который не кончился до сих пор. Сейчас о будущем, кажется, не высказывается никто в России – ни власти, ни эксперты, ни граждане. Словно все сговорились. Будущего в России как будто бы нет. Как будто его отменили.

Но это, конечно, не так. Будущее, конечно, будет. Всегда было и будет снова, безотносительно того, боимся мы теперь о нем говорить или нет.