Евгений Ясин для всех

У каждой реформы есть отец, но существует только одна реформа, у которой есть Дед.

Дедом Евгения Григорьевича Ясина, которому исполнилось 85 лет, называют не только те, кто с ним работал и работает, но даже родная дочь. Дед – в значении патриарх, моральный и интеллектуальный авторитет, учитель и гуру – вице-премьеров и студентов, министров и аспирантов.

Россия – страна перманентного транзита, сначала от государственного социализма к капитализму, а затем «контртранзита» от капитализма к государственному капитализму. Все мы транзитные пассажиры в локомотиве, одним из машинистов которого был Ясин Евгений Григорьевич.

Правда, он и его товарищи имели в виду поездку лишь в одну сторону, без возможности получить обратный билет.

Нас загоняют на старый маршрут, поезд подолгу стоит на станциях, никогда не знаешь, на какой запасной путь его загонят через минуту. Однако все равно качественное состояние и поезда, и его пассажиров иное. И все потому, что Ясин последние два десятка лет, после ухода из правительства, занимался в «Вышке» воспитанием новых поколений экономистов и гуманитариев. И этот «поколенческий перелом» превращает процесс контрэволюции России в не столь глухо безальтернативный. Евгений Григорьевич мыслит на больших временных отрезках и умеет ободрить – подойдет иной раз, похлопает по спине и скажет: «Ну ты-то еще увидишь...»

Российским реформам, несмотря на их мучительно зигзагоообразный характер, ошеломляюще повезло. Повезло с тем, что у них был Ясин. Им, этим реформам, не хватало немного одесской мудрости и одесского юмора, что на самом деле одно и то же. И они все это получили. Сумрачному российскому чиновничеству не хватало немного ироничного дедовского прищура – и оно его получило. Всегда можно было несколько успокоиться, когда волновались, помириться, когда ссорились, быть понятым, когда никто не понимал. 25 лет назад в «Волынском», где Ясин надолго окопался, готовя тысяча первую программу реформ, отмечалось 60-летие патриарха, который уже тогда был патриархом. Зачитывались поздравительные стихи, звучавшие примерно так: «Я спросил у Ясина, что-то мне не ясненько, мы с реформой выживем или не дано?» Собственно, к кому еще можно было обратиться с таким вопросом?

Его уважали и уважают все: он мог быть одновременно представителем правительства Егора Гайдара в Верховном совете и директором Экспертного института РСПП, никто другой эти противоречащие друг другу роли не мог бы совмещать. А Ясин был нужен и Гайдару, и Аркадию Вольскому, которые в то время находились по разные стороны политических баррикад. Когда в послевоенной Одессе мальчишки дрались на «развалках», среди разбомбленных домов, в «судьи» выбирали Женю Ясина – как самого справедливого и честного.

В его замечательном курсе лекций «Российская экономика» есть такая фраза: «Однозначные оценки людей и событий обычно неверны». Что общего было, например, у Евгения Примакова и Анатолия Чубайса? Ничего, кроме хороших отношений с Ясиным. А у Гайдара и Юрия Маслюкова? Ничего, кроме уважения к Ясину. В мятежном 2012 году Евгений Григорьевич пришел получать от Путина орден в подозрительно ярком оранжевом галстуке. Так «За заслуги перед Отечеством» же... Отечество и власть не идентичны.

Реформаторов 1990-х не поняли и, главное, не хотели понимать их учителя-академики и профессора советской школы – по самым разным причинам, не только ввиду несогласия с техникой преобразований. Широты взглядов хватило только Татьяне Заславской и Абелу Аганбегяну. И Ясину. «Что ты хочешь – шашечки или ехать?» В этой одесской дилемме Евгений Григорьевич всегда выбирал опцию «ехать».

Есть Керченский мост, а есть мост через Днестр и два путепровода в Одессе. Их построил одесский мостостроитель Евгений Ясин, который однажды решил, что надо разобраться с устройством «большой» экономики, а не только с техникой художественного закрытия нарядов, и не постеснялся уже в солидном возрасте приехать в Москву и получить второе – экономическое – образование. А потом Ясина «перепахали» работы Леонида Канторовича – и для него Маркс умер («Второй том «Капитала» мне нравится меньше, чем первый, а третий – больше, чем второй»). А затем в ходе работы в ЦЭМИ умерли последние иллюзии по поводу плановой экономики.

Вообще-то, он поначалу хотел стать географом, потому что, как написал за 11 лет до рождения Евгения Ясина Исаак Бабель, «в Одессе каждый юноша – пока он не женился – хочет быть юнгой на океанском судне». Я как-то спросил у Евгения Григорьевича о его самом первом детском воспоминании. Он ответил очень быстро: «Сижу в лодке. Лодка плывет в районе пляжа Аркадия. Цветное рядно подо мной. Рядом отец и дядя Яша...»

Наверное, та, подлинная, Одесса осталась сейчас только в Ясине да в его однолетке Михаиле Жванецком. Ее широта, ирония и всепонимание.

Надо пользоваться случаем. Учиться у Ясина одесской широте. Слушаться – Деда. Понимать то, что он однажды очень просто сформулировал: «Национальные интересы шире государственных».

Автор — руководитель программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги