Чужие на «Празднике» «Свидетелей Путина»

Фильм Виталия Манского «Свидетели Путина» практически попал в один ряд с полузапрещенными и яростно обсуждаемыми «Смертью Сталина» Армандо Ианнуччи и «Праздником» Алексея Красовского. В некотором смысле это и есть этакий документальный «Праздник» в двух родственных «семьях» в ночь перед рождеством автократа. Или, как потом сам Манский назовет своего героя, шварцевского Дракона. Одна семья – Бориса Ельцина, в декорациях номенклатурной дачи. Другая – «семья» в расширенном значении: демиурги Владимира Путина и болельщики за него в ту же ночь, его предвыборный штаб.

И снова испорченный Чехов: персонажи хаотично блуждают, бросают случайные реплики, беседуют о судьбе России. Знали бы они, что решают эту самую судьбу на четверть века вперед, может быть, остановились бы и подумали. Однако предвыборная ночь 2000 г. странным образом напоминает ночи лета 1996-го, когда важна была не столько победа Ельцина, сколько поражение Зюганова. Обе семьи страшно переживают, и прежде всего за электоральную привлекательность Путина, в которой они, оказывается, сомневались.

Мотивы понятны: если в 1996-м не хотелось назад в социализм и были сомнения по поводу личной безопасности тех, кто делал реформы начала 1990-х, то в 2000-м речь шла о выборе человека, который должен был сохранить завоевания 1990-х и обеспечить личную безопасность семьи и «семьи». Собственно, ровно о такой мотивации говорится в интервью Александра Волошина Петру Авену в его книге о Борисе Березовском. Татьяна Дьяченко в фильме Манского восклицает: «Мы победили!» Борис Абрамович, судя по той же книге Авена «Время Березовского», ровно так и воспринял успех Путина. Только для него никакого «мы» не было, исключительно «я».

Самый драматичный момент «Свидетелей Путина» – это не коллективное фото членов штаба кандидата в президенты России. Многие из них действительно превратились в группу сбитых летчиков, хотя далеко не все упали неудачно – кое-кто успешно катапультировался, кто-то – с золотым парашютом. Это эпизод, когда Борис Николаевич выражает искреннее желание поздравить Владимира Владимировича с победой, а выясняется, что Владимир Владимирович куда-то вышел. И еще «пока погулял». А потом «еще пока погулял». Ельцин ждет звонка от человека, которого он сделал своим преемником, полтора часа (!). Потом, явно раздосадованный, дает команду прекращать ждать – это неловко и унизительно. Немного напоминает известное путинское: «Березовский? А кто это?» Нет, так, конечно, о Борисе Николаевиче Владимир Владимирович никогда не говорил. Но всю свою последующую карьеру строил «от противного», где «противный» – Ельцин и его 1990-е.

Ельцину после этой неловкой сцены только и остается, что пообещать свободу слова двум представителям «прессы», один из которых – страшно смущенный попаданием в прицел камеры Манского замечательный огоньковский фотограф Юра Феклистов, а второй – Михаил Лесин, человек, к свободе СМИ имевший косвенное отношение и закончивший жизненный путь при неясных трагических обстоятельствах в номере вашингтонского отеля.

По словам Манского, этот фильм – о компромиссах. Что чистая правда. Любая фигура, которую выбрала бы «семья», стала бы таким компромиссом. О том, сколь драматичным оказался процесс этих компромиссных праймериз, свидетельствует известная история о снятии с должности премьера Сергея Степашина и назначении и. о. председателя правительства Путина. А потом – тоже компромисс – история с поддержкой Путина партией СПС. Как писал В. И. Ленин в классическом труде «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»: «Есть компромиссы и компромиссы. Надо уметь анализировать обстановку». Учение Ильича всесильно, потому что оно верно...

В общем, Манский констатирует ошибку по причине неточного компромисса. А дальше начинается энергичная дискуссия – не в фильме, а в связи с ним – в поисках ответа на один из классических интеллигентских вопросов «Кто виноват?».

То есть вот они все, те, кто участвовал в этой чеховской драме на два дома-штаба, несут ответственность за то, что потом произошло со страной?

Начнем с того, что все эти разговоры исключают из исторического процесса такой конституционный источник власти, как российский народ. Без него, точнее, без той его части, которую потом назовут «путинское большинство», затем «крымское большинство» (сегодня я бы вернулся к стародавнему термину «агрессивно-послушное большинство»), Путин бы один не справился. Даже со своей весьма бойкой командой, которую он почти полностью поменял на нескольких переправах.

Как не справился бы без многочисленных компромиссов тех, кто хотел сохранить себя в мейнстриме – и сохранил. Речь об элите. Так уж сложилось, что других элит, кроме путинских, в стране не осталось, даже среди тех, кто «улучшает» (вариант – «разрушает») режим изнутри. При этом фотография с Путиным или даже поедание вместе с ним глухаря от последующего отстранения от должности, иной раз унизительного, не спасает.

У Ханны Арендт есть эссе 1945 г. «Организованная вина и всеобщая ответственность». Оно не вполне приложимо к российской политической ситуации, зато в нем проводится внятное различие между несущими ответственность и вину. При том, что сочетание и того и другого, как пишет Арендт, редкое. В ее терминах в приложении к нашей истории ответственность несут те, кто приводил первое лицо к власти. Вина же на тех, кто реализовывал политику первого лица. Начиная как минимум с 2003 г. это разные люди.

В фильме Манского его персонажи, включая самого автора и режиссера, были допрошены в качестве свидетелей. Кто какое наказание понес и было ли оно вообще, решать, скорее, им самим.

Остается только, как сказал в ту роковую ночь сам победитель, «выпить и спать».