Извращения возвращения олигархов

«Дорогой Иосиф Виссарионович, я получил открытку от писателя Ивана Алексеевича Бунина, из неоккупированной Франции. Он пишет, что положение его ужасно, он голодает и просит помощи... Дорогой Иосиф Виссарионович, обращаюсь к Вам с важным вопросом, волнующим многих советских писателей, – мог бы я ответить Бунину на его открытку, подав ему надежду на то, что возможно его возвращение на Родину?»

Это из письма Алексея Толстого, который сам вернулся на родину в 1923 г. и стал успешным «красным графом», Сталину от 17 июня 1941 г. А после войны агитировать невозвращенцев за Советскую власть ездил Константин Симонов – встречался с Иваном Буниным, ходили слухи, что ставилась задача и по шахматисту Александру Алехину. Существует красивая легенда: Валентина Серова, как только Симонов куда-нибудь отлучался, шептала Бунину: «Ни в коем случае не соглашайтесь».

Сейчас, чтобы распропагандировать эмигрантов – бизнесменов ли, деятелей ли искусств – не нужно очарование адресата стихотворения «Жди меня...». Тем более что, скорее всего, эпизод выдуманный. В роли Серовой с последней прямотой выступает пресс-секретарь президента Дмитрий Песков: вернуться, конечно, можно, даже президенту на стол положат список желающих вернуться Буниных от бизнеса, но решает отнюдь не глава государства, а правоохранительные органы.

И это чистая правда. Ведь даже если президент публично заявит о возможности возвращения, никто не гарантирует от возникновения, как сформулировал Песков, «вопросов к этим гражданам». А потом глава государства разведет руками – следствие и суд у нас независимые, претензии не политического, а финансово-уголовного характера.

В этом смысле Борис Титов в роли Константина Симонова или Алексея Толстого – несколько комичная, точнее, трагикомичная фигура. Уговорить прагматичный бизнес невозможно: все знают, что российская власть – она ведь на самом деле не вертикаль, а блокчейн – распределенная. Все структуры – «независимые», слова президента пропускают мимо ушей или ждут, когда он второй раз нажмет на enter. А если не нажмет – можно действовать «в соответствии с законом».

Возможно, конечно, что базовой целью Титова было подготовить социальную базу для голосования за него самого заграничной российской аудитории – внутри России найти электорат «Партии роста» можно только с помощью статистической погрешности. Собственно, на этой неделе и Ксения Собчак отправилась в США, в четверг у нее широко анонсированная встреча в Харримановском институте Колумбийского университета (бывший Русский институт). Путину же, наверное, достаточно и внутрироссийских русских голосов, хотя среди наших соотечественников за рубежом не меньше Putinversteher’ов, «путинопонимателей», чем в непосредственной близости от родных осин и куста ракиты над рекой.

В принципе же символическим результатом работы с зарубежной русской аудиторией стала информация о том, что Роман Абрамович подавал заявку на вид на жительство в Швейцарии, потом ее же и отозвал. Воздух свободы, в отличие от профессора Плейшнера, не вскружил голову Абрамовича – какие-то новые резоны появились. Ну, у самых богатых по сравнению с мини-олигархами все-таки есть возможности для маневрирования. В духе Анны Адамовны из «Покровских ворот»: «Я вся такая угловатая, противоречивая вся такая». А для других возвращение на родину под гарантии бизнес-омбудсмена – это в чистом виде русская рулетка: крутанул барабан револьвера, поднес его к виску, а там уж как судьба распорядится. Жестче всех на эту тему высказался Евгений Чичваркин, человек, свободный от иллюзий по поводу очередного витка авторитарной модернизации – витка вокруг своей оси с попутным ухудшением положения частного бизнеса: мол, пока у власти Путин, на родину вернусь только в гробу.

И не только бизнеса: ряды потенциальных невозвращенцев пополняются все новыми лицами, причем представлены все сектора. Балтийские страны и округ Колумбия полнятся политэмигрантами, в Берлине проходу нет от деятелей НКО с активной жизненной позицией, за что их, собственно, и ждут с «вопросами» на родине силовики, науку тоже поприжали – во всяком случае, Сергей Гуриев рискнул появиться в Москве только после того, как занял высокий пост в ЕБРР. А также в области балета... После дела Серебренникова стало очевидным, что и «вакансия поэта» – «опасна, если не пуста».

«В 1937 г., – писал Толстой Сталину, – я встретил его [Бунина] в Париже. Он тогда же говорил, что его искусство здесь никому не нужно, его не читают, его книги расходятся в десятках экземпляров». Ну, зато сохранил жизнь. Как-то символично звучала фраза о встрече именно в 1937-м... Собственно, когда в 1946-м Симонов, встретившись с Буниным, вернулся из-за границы, началась история с Зощенко и Ахматовой. Если и были у Бунина сомнения, то после постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» они точно отпали.

Автор - директор программы Московского центра Карнеги