Ложное примирение

Каждый раз, когда в важные государственные моменты речь заходит о жертвах советских репрессий, то сразу же речь заходит и о примирении. Вот и вчера при освящении храма в честь новомучеников, т. е. жертв советского государства, президент Владимир Путин говорил о примирении.

Это слово возникает почти сразу в такой речи. Храм посвящен «новомученикам, т. е. памяти тех, кто пострадал за веру, погиб в период богоборчества <...>», сказал Путин, «и вместе с тем он олицетворяет примирение», потому что открывается в год столетия революций 1917 г. При этом кто, когда и с кем поссорился, не говорится.

И президент Путин, и патриарх вчера, как и в других похожих случаях, говорили о том, как важно было объединение Русской православной церкви с Русской церковью за границей. Этот почти преодоленный раскол образовался после революции. По тому, насколько важны для президента некоторые известные лидеры русского зарубежья, прежде всего Иван Ильин, можно заключить, что именно это разделение – на тех, кто принял и не принял революцию, – и есть тот конфликт, о примирении в котором идет речь. Это можно назвать примирением красных и белых.

Косвенно это подтверждается особым ностальгическим интересом близких к власти идеологов, например Никиты Михалкова, к белым офицерам, первой волне эмиграции, особенно к покинувшей Россию аристократии. Возможно, это связано с тем, что те, кто считает себя аристократией в новой России, хотели бы снять с себя красную стигму и предстать настоящей аристократией, которая не хуже Шереметевых и Юсуповых.

Из всех разделений российского общества – проявленных и непроявленных – это, наверное, самое комфортное для российской элиты, особенно той, которая склонна тихонько считать себя аристократией. Времени прошло удобно много, свидетелей не осталось – осталась давняя, почти абстрактная история. Объявленное «примирение» оказывается таким образом чем-то больше похожим на дополнительную легитимацию нынешней власти. Нынешнее государство, у которого родовые травмы и моральные проблемы связаны и с происхождением, и с советским ограблением российского наследства, и с постсоветским ограблением советского наследства, получает таким образом крайне дефицитную нематериальную поддержку (с материальной поддержкой у него и так все хорошо).

Сложность, конечно, в том, что конфликт красных и белых не единственный и не главный для российского общества. Тот конфликт, который в отличие от красно-белого жив до сих пор, нуждается хотя бы в том, чтобы его проговорить. Этот конфликт жив, потому что каждый день люди становятся жертвами системы, предпочитающей самовольно писать себе законы и отчитываться в их исполнении или неисполнении только перед собой. В его основе лежит и наследие российского имперского государства, и институты, заложенные сталинским государством, которое убивало своих граждан в годы существования СССР. Конфликт между элитой, ставящей себя выше закона, и обществом, которому элита диктует закон, не преодолен. Наследники сталинского государства, включая и священноначалие нынешней Русской православной церкви, строящие храм в честь воображаемого примирения, всех нас обманывают.