Центральный толкователь
Власть не только пишет текст реальности, но и навязывает свою интерпретациюГраждане должны бояться интерпретировать что-то самостоятельно, но у них должен быть свободный доступ к официальной интерпретации всего
Доклад о свободе рунета международной правозащитной группы «Агора» снова говорит (кроме прочего) о развитии практики уголовного преследования за действия и слова в интернете. Эти действия и слова могут квалифицироваться как экстремизм, пропаганда сепаратизма, призывы к терроризму, возбуждение ненависти и вражды к «социальной группе» представителей власти и т. д. Недавно вынесен первый приговор за «несообщение о преступлении» (новелла из пакета Яровой) – тут уже наказание за несказанные слова.
В сущности, можно говорить о наказании за интерпретацию, толкование тех или иных фактов или текстов (и за отказ от «правильной» интерпретации, когда она обязательна). Репрессивные законы и правоприменение вводят отрывочные и неопределенные ограничения интерпретации, за нарушение которых и выносятся наказания. Правоохранители также обладают преимущественным правом на интерпретацию, данным им в рамках закона, статуса и права на насилие. Российская герменевтика – зачастую герменевтика в погонах, конфликт интерпретаций здесь не может выглядеть как диалог, он должен разрешаться быстро и в пользу лиц, в конкретный момент времени считающих себя государством.
Это не монополия на толкование, а некоторое распределенное право ограниченных профессиональных сословий. Интерпретировать позволено силовикам, суду, исполнительной и законодательной власти – естественно, в иерархическом порядке. Можно отметить важную группу толкователей в виде контрольно-надзорных органов, которые сами могут наказывать. Несовершенство и перепроизводство законов также создают коррупционное поле толкования. Правильная интерпретация в последнее время очень важна на трудовом рынке: можно быть заслуженным библиографом Российской национальной библиотеки (РНБ) и быть уволенным в одночасье за публичную критику проекта объединения РНБ с Российской государственной библиотекой.
Но главным толкователем остается президент – или его пресс-секретарь, если говорить о медиаинструменте.
Роль толкования в последнее время сильно выросла. Без оценки (или публичного отказа от оценки) Дмитрия Пескова не обходится ни спектакль Константина Райкина, ни действия «Роснефти», ни ядерная доктрина США, ни бесплатная приватизация жилья в России. Пескову можно и посочувствовать – ведь журналисты задают ему все эти вопросы. А задают они их потому, что спрос на официальную интерпретацию велик и безальтернативен.
Уголовные дела за слова в сети и централизованная официальная интерпретация всего – две стороны одной медали. Граждане должны бояться интерпретировать что-то самостоятельно (и уж во всяком случае распространять свои мысли), зато у них должен быть свободный доступ к официальной интерпретации всего.
Можно вспомнить, что в середине 2000-х власть предпочитала подавать сигналы, или знаки. Адресаты сигналов и публика были свободны интерпретировать их как угодно (разве что адресат мог пострадать экономически или политически, если ошибся с интерпретацией). Сегодня власть не только пишет текст реальности, но и навязывает свою интерпретацию. От советской практики ситуация отличается отсутствием единой идеологии, которая тогда в принципе задавала правила лояльной интерпретации. Сегодня правил нет, они текучи, могут внезапно меняться. Да и за нарушение могут наказать, а могут и не наказать. Но неопределенность страшна, бог знает, как там оно на самом деле, на всякий случай надо говорить (а лучше думать), как вчера в телевизоре Песков.
Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)