Вместо правды
За год после правды мы узнали гораздо больше правды о миреПока природа и степень устойчивости режима являются предметом академических дискуссий, мы знаем об этих предметах очень мало
Кабы не начало января, на эту дискуссию едва ли обратили бы внимание, но в мертвый сезон ее обсуждали: два политолога поспорили о том, как называть сложившуюся в России политическую систему: электоральным авторитаризмом или гибридным режимом. Даже для обывателей, свободных от необходимости соблюдать точность терминологии, дебаты не лишены смысла. Первый взгляд уподобляет государственные институты пустым конструкциям, в большой степени лишенным собственного содержания, второй представляет их самостоятельными сущностями, которые могут использоваться властью, но только в определенных пределах. Такая картина мира вроде бы жизнерадостнее.
В США в то же самое время шел – и продолжает идти – еще более громогласный спор, далеко выходящий за пределы профессиональной политической науки. Оптимисты (среди пишущих людей они в меньшинстве) полагают, что избрание Дональда Трампа – нормальный демократический процесс, а потенциально разрушительные результаты его правления будут смягчены развитыми политическими институтами. Пессимисты уверены, что механизм, приведший Трампа к власти, есть искаженная демократия, а существующие государственные институты – явно недостаточная страховка от возможного ущерба.
Природа российской власти может вызывать ожесточенные споры у профессионалов, но за пределами академии, в бытовых целях, не вызывает больших разногласий. По всему миру в то же время идут споры о вещах куда более бесспорных: что такое демократия, можно ли переголосовать референдум, чего стоит избирательная система, отработавшая больше 200 лет. Идут уже 2000 лет, но теперь возобновились с новой страстью. Содержание самых базовых политических понятий дискутируется заново.
Принято считать, что причиной тому стало наступление «эпохи после правды», в которой все относительно, любой человек вне зависимости от уровня образования и степени интеллектуальной ответственности имеет право на равноценное высказывание. Согласно этой популярной точке зрения, мир изменился, люди перестали справляться с потоком информации и в результате сложившиеся политические институты перестали выполнять свои функции. Их надо перенастраивать.
Можно было бы согласиться с этой теорией, если бы за истекший год «после правды» мы не узнали гораздо больше правды о мире, вполне полновесной и не вызывающей сомнений. Обнаружили, что общеевропейское будущее стоит на шатких опорах, что в США есть 40 млн людей, которые не считают, что демократически избранная власть их представляет, что есть еще 40 млн человек, которые, оказывается, не слишком верили в собственные институты – просто раньше как-то не было повода об этом сказать вслух. Все эти знания были получены при помощи тех будто бы несовершенных политических механизмов. Даже противники Трампа потеряли за последний год что угодно, кроме новой и неожиданной информации о мире.
Спор политологов, без сомнения имеющий ценность, будет однозначно разрешен только тогда, когда в России наступит собственная «эпоха после правды». Пока природа и степень устойчивости режима являются предметом академических дискуссий, мы знаем об этих предметах очень мало.
Автор – редактор «Секрета фирмы»