Страшные глаза

Когда в России появился новый министр образования, все стали искать, что и как человек говорит, и, конечно, нашелся Сталин. В данном случае это совсем неудивительно, потому что история ХХ в. была сферой профессионального интереса Ольги Васильевой. Но совпадение удачное – слово «Сталин» помогает делать страшные глаза.

А потом в «Ведомостях» появляются комментарии неназванного источника, говорящего о том, что готовится «корневой и содержательный пересмотр» основ образовательной политики. Даже управление образованием, говорит таинственный источник, попало под внешнее влияние. Недоработки позволяют «убежденным западным агентам влияния, экстремистам и радикалам» становиться преподавателями. Уронить невзначай слово «западные агенты влияния» и «суверенизация», видимо, приятно. Кто-то неназванный не сумел отказать себе в удовольствии.

На другом уровне то же удовольствие чувствуется в том, как президент Путин ронял слово «Новороссия» или «государственность» – то про юго-восток Украины, то вдруг, в другом смысле, про Казахстан. Обычно эту функцию делания страшных глаз или, если угодно, бросания ядерной пыли в глаза выполняет телеведущий Дмитрий Киселев и другие талантливые исполнители. Иногда это не слова, а действия – например, пролеты российских военных самолетов мимо американских военных кораблей или прямо по линии госграницы кого-то из соседей.

Это явления одного порядка. Щекотать нервы врагу – древний способ компенсировать недостаток силы или нежелание ее применять. Собственно, само присутствие этой своеобразной бравады не только во внешнем мире, но и во внутренней политике говорит о чем-то. Хотя бы о том, что говорящие на этом языке чувствуют себя недостаточно защищенными и сильными.

Позднесоветская официальная риторика – в том ее виде, который я помню в детские и школьные годы, – была полной противоположностью. Тот «авторитетный язык» (см. книгу А. Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось») был построен на эзотерических формулах, крайне трудных для восприятия и, кажется, для него не предназначенных. Тот язык не то что не щекотал нервы, а их вовсе никак не затрагивал. Когда мне на глаза попадается советская газета, я вчитываюсь в ее язык с искренним любопытством – когда я жил в том времени, он проходил мимо меня, но я все-таки его помню: «Вахта урожая», «Животноводству – ударный фронт!», «Дальнейший рост внутренней зрелости, идейности трудящихся».

Понятно, что авторитетному языку сегодняшней России еще далеко до высот позднего СССР. Процесс еще идет. Особенность в том, что у сегодняшнего языка власти нет одного редактора. Для советского официального языка эту функцию выполнял лично вождь (буквально: Сталин редактировал самые важные тексты эпохи, включая «Краткий курс истории ВКП(б)» и фильм «Иван Грозный»). Авторитетный язык нашего времени формируется людьми, которые соревнуются между собой в том, насколько точно они угадают мысли вождя и насколько сильно сумеют напугать воображаемого «либерала» или «агента влияния Запада».