Кому нужна война

Россияне, как не раз показывали опросы, в массе своей более всего хотят мира. Но есть те, кто накопившиеся свои и общие проблемы готов решить с помощью войны. Они есть в верхах и внизу, среди штатских и военных, среди тех, кто ищет славы, и тех, кто делает деньги. В целом такие лица в меньшинстве. Но они могут оказаться преобладающей силой там, где задумывается политика, там, где принимается окончательное решение, и там, где оно реализуется.

И афганская и чеченские войны, вспоминают их ветераны, тянулись так долго потому, что этим силам и на линии фронта, и, главное, в глубоком тылу война была нужна. Уточним, сейчас речь идет не о «маленькой победоносной войне» – у нее тоже есть свои интересанты – и не о большой мировой, хоть и любители такой войны, оказывается, у нас есть. Мы говорим о войне локальной, но длинной, войне не важно с кем, не важно за что и не важно где, лишь бы где-то «там». Такая война публикой не очень ощущается, к ней довольно скоро привыкают. Но такая война перестраивает, это яснее всего, многие экономические обстоятельства так, как выгодно этому меньшинству. Она, что менее заметно, меняет иерархию социальных приоритетов и авторитетов, дает в тысячах мелких и крупных случаев важные статусные, карьерные преимущества тем, кто без войны их бы не получил.

Высшие руководители часто оказываются заложниками этих затей воинственного меньшинства. Брежнев не имел ничего, кроме неприятностей, с афганской войной, Ельцин – с чеченской. Даже Путин, хотя принято думать иное, не чеченской войне (и не терактам в российских городах) обязан своим удачным дебютом.

Провоенному меньшинству до поры нетрудно убеждать миролюбивое большинство, что война нужна для принуждения кого-то к миру, что она нам навязана и проч. У него есть возможности и перед руководством выложить аргументы, что теперь, мол, ваши рейтинги зависят от наших военных успехов. Народ, мол, хочет побед, хочет утереть нос Западу и т. д.

Да, можно отправиться в военный поход и какое-то (явно недолгое) время иметь с этого политический капитал в виде сохранения народной поддержки. Но надо понимать, что это путь, возврата с которого нет, особенно тогда, когда народная поддержка начнет падать (а это неминуемо). Сейчас российская история на перепутье, военный путь – это даже не однопутка, это тоннель. И никакого света в его конце не предвидится. Те, кто ведет дело к войне, что бы они ни говорили, не собираются в ней побеждать своего внешнего врага. Он им нужен. Им нужен и внутренний, но сейчас не об этом разговор.

Вероятен аргумент: если остановить конфронтацию с Западом (а для публики суть в ней, не в борьбе с исламской угрозой), народ этого не поймет. Это не так. Даже в марте 2014 г. более чем две трети россиян были готовы налаживать отношения с США и другими странами Запада. Сейчас эта готовность резко выросла – с 66% в сентябре до 75% в ноябре текущего года. Это и есть признак исторического перепутья, возможности резко изменить курс и иметь в этом поддержку своего народа.

Автор – руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»