Возвращению бизнеса «в родную гавань» могут помешать административные «рифы»
Вербальные гарантии чиновников часто несостоятельны перед логикой фискальных и надзорных органовБизнес ждет от государства четких гарантий, что реструктуризация и консолидация активов компаний в российских холдингах не повлечет за собой проблемы с законом внутри страны. Тем более что подобные прецеденты в отечественной практике не редкость.
Санкционное давление, риск утраты активов, переезд бенефициаров, закрытие доступа к иностранным биржам для российского операционного бизнеса – все это заставляет компании задумываться о грамотном проведении реструктуризации. Тем более что правительство России уже неоднократно призывало российский бизнес вернуться в родную юрисдикцию и в первую очередь обращаться к внутренним источникам капитала. Неслучайно тема корпоративного управления как ответ на санкции стала одной из ключевых в рамках сессий Петербургского международного юридического форума: со стороны государства бизнесу пообещали упрощение корпоративных процедур и, в частности, облегчение процесса передачи активов от иностранных владельцев в российскую юрисдикцию.
Данные призывы в выступлениях российских властей встречаются с завидной регулярностью, начиная с «деофшоризации» и «амнистии капиталов». Правда, вербальные гарантии нередко оказываются несостоятельны перед логикой фискальных и контрольно-надзорных органов. Поэтому, несмотря на, казалось бы, сладкую пилюлю, компании все еще не торопятся воспользоваться предложением и с осторожностью анализируют грядущие перспективы в связи с окончательным «переездом» в Россию.
Во-первых, в подобных реструктуризациях участвуют как российские, так и иностранные компании. Соответственно, процесс должен одновременно удовлетворять требованиям двух или даже более государств. Во-вторых, во внутригрупповых сделках, опосредующих реструктуризацию с иностранным элементом, последствия и риски нарушения российских или иностранных норм корпоративного и гражданского права несопоставимы с последствиями и рисками нарушения норм публичного, прежде всего налогового, права. Например, уже были прецеденты, когда по таким внутригрупповым операциям компаниям доначисляли налоги, зачастую субъективно трактуя цели и способы проведения реструктуризации группы. И сейчас, несмотря на то что среди интересантов возвращения в Россию могут быть крупные холдинги, включая маркетплейсы, компании из отрасли информационных технологий и нефтегазового сектора, все они, имея иностранный компонент, оказываются между молотом и наковальней.
Один из самых наглядных примеров отсроченных претензий налоговиков – дело торгового дома «Перекресток», когда в результате проведения реструктуризации в 2013 г. крупнейший российский ритейлер, компания Х5, столкнулся с 2 млрд руб. налоговых доначислений, по факту просто переместив активы от иностранных юрлиц к российским. А спустя некоторое время у налоговых органов возникли подозрения в целесообразности и законности такого маневра. Удивительно, но само стремление консолидировать активы в российской юрисдикции вызывает подозрения у ФНС.
А если разобраться, то исторически сложившаяся структура международной группы X5 была на тот момент такова, что российские компании группы принадлежали нескольким иностранным акционерам и участникам в разных юрисдикциях. После решения консолидировать все российские общества во владении одной российской субхолдинговой компании Торговый дом «Перекресток» получил доли российских компаний в виде вклада в уставный капитал и по договорам купли-продажи. После этого появилась консолидированная группа налогоплательщиков – специальный институт, который законодатель сам предложил крупным холдингам еще 9 лет назад. Все остались в выигрыше: государство экономило на административных издержках, бизнес получал налоговые преимущества в виде уплаты налога с общего финансового результата всей группы.
Но логика налоговых органов оказалась другой. Исходя из нее, приобретение российской компанией долей в бизнесе у иностранного учредителя является двумя самостоятельными безвозмездными сделками, так как конечным бенефициаром выступает одна группа компаний. По аналогии можно дойти до того, что любая купля-продажа – это не одна возмездная сделка передачи товара и денег, а две безвозмездные: передача товара одному лицу и передача денег другому.
В таких условиях, расценивая возможные риски от «приземления на родную почву», бизнес вынужден думать не только о том, как сохранить работоспособность предприятий и избежать массовых сокращений в России, но и действовать с оглядкой на возможное появление претензий со стороны государственных органов. Причем временной горизонт появления таких претензий заранее предсказать невозможно. Тем более что еще свеж в памяти и пример бизнесмена Валерия Израйлита, чью декларацию, поданную в рамках «амнистии капиталов», объявленной государством, в ФСБ использовали для возбуждения уголовного дела.
Получается, что главным препятствием на пути передачи прав владения от зарубежного бизнеса к российским собственникам являются вовсе не корпоративные препятствия на стороне иностранных владельцев, а справедливые опасения будущих российских акционеров. Впрочем, тот факт, что любые прогрессивные и действенные меры снижения административного давления на бизнес наталкиваются на совершенно противоположную логику правоприменения, уже мало кого удивляет. Остается надежда только на то, что наступившие сложные экономические условия и необходимость сохранения производств и рабочих мест наконец сподвигнут государство к созданию долгосрочных, зафиксированных и понятных правил игры.
Пока же предпринимателям о запрете заключать сделки купли-продажи долей внутри группы и целом ряде других ограничений при осуществлении внутригрупповых сделок с иностранным элементом можно узнать из довольно разрозненной и никак не систематизированной правоприменительной практики, включая судебные прецеденты по конкретным делам с установленными по ним уникальными фактическими обстоятельствами, хотя де-юре таких запретов и ограничений не установлено.