Не к месту и не ко времени

Чуть более месяца назад президент Владимир Путин подписал распоряжение, в соответствии с которым до 1 июля 2022 г. правительство должно будет определить требования о преимущественном использовании российского программного обеспечения (ПО) для субъектов критической информационной инфраструктуры (КИИ), а также установить для них целевые показатели по переходу на отечественный софт.

Сам термин «субъекты КИИ» появился в 2017 г., когда Дума приняла закон № 187-ФЗ, который к ним отнес госорганы и юрлица, владеющие или арендующие информационные системы более чем в дюжине отраслей, в том числе в топливно-энергетическом комплексе. Чуть позже, в декабре 2018 г., тогдашний первый вице-премьер Антон Силуанов подписал директиву, которая обязывала госкомпании принять и реализовать поэтапный план миграции на отечественное ПО на период до 2021 г.

Однако эта директива де-факто оказалась невыполненной, признал на ноябрьском совещании президента с членами правительства глава Минцифры Максут Шадаев: по его словам, из того объема средств, что компании собирались потратить на закупку отечественного софта, в реальности была потрачена не более чем половина, из-за чего российские поставщики ПО недополучили доходов на 70 млрд руб. Новая волна регуляций выглядит как еще одна попытка усилить дисциплину в расходовании таких средств, но уже с использованием административных рычагов: до 1 мая 2022 г. правительство должно будет определить персональную ответственность руководителей госкомпаний за своевременную миграцию на российское ПО.

Формальным основанием для такой спешки являются санкции. «А вдруг так же произойдет с ОАО «РЖД» или с банками, с компаниями ТЭКа?» – задавался вопросом Максут Шадаев, апеллируя в одном из своих интервью к случаю с МГТУ им. Баумана, которому дилер Microsoft летом 2020 г. отказал в поставке программного обеспечения из-за санкций США, ограничивших экспорт девяти категорий товаров (в том числе софта и компьютерной техники) для российских, китайских и венесуэльских организаций, прямо либо косвенно связанных с военной сферой. В ноябре 2021 г. в список таких организаций вошел Московский физико-технический институт, однако основной вес в нем составляли компании и предприятия ОПК, в том числе «Рособоронэкспорт», авиастроительная корпорация «Иркут» и ракетно-космический центр «Прогресс».

Ни одной нефтегазовой компании на сегодняшний день в этом списке нет. Периметр санкций для данного сектора был ясно очерчен еще в 2014–2015 гг. – это добыча в крымском секторе Черного и Азовского морей, которую осуществлял попавший под санкции «Черноморнефтегаз», а также освоение глубоководных и арктических шельфовых месторождений, для которого нельзя использовать зарубежное оборудование. Пример тому – Южно-Киринское месторождение Охотского моря, которое «Газпром» собирался осваивать с помощью комплексов для подводной добычи, единственными поставщиками которых на момент введения санкций (август 2015 г.) являлись норвежская Aker и американские Cameron, FMC Technologies и GE Subsea.

Еще один пласт санкций составляют «дочки» российских компаний в тех странах, которые находятся в более уязвимом санкционном положении, нежели РФ. Так, «Зарубежнефть» в 2018 г. была вынуждена продать свою «дочку» «ЗН-Восток», которая вместе с иранскими компаниями Dana Energy и NIOC должна была осваивать два месторождения Ирана – Абан и Западный Пейдар. Примеров, когда той или иной компании было бы полностью запрещено использовать зарубежный софт, в нефтегазовой отрасли пока нет. В то время как в IT-сфере можно найти «зеркальный» пример – это хорошо известный кейс «Лаборатории Касперского», продукты которой сначала попали под временный, а затем под постоянный запрет в госорганах США. Не исключено, что подобные ограничения в будущем коснутся и других российских IT-продуктов, что осложнит возврат потраченных на их разработку средств.

Что не менее важно, ускоренное импортозамещение софта потребует от нефтегазовых компаний колоссальных вложений. К примеру, если «Газпром» обяжут перейти на российский софт не позже 2025 г., компания будет вынуждена потратить 180 млрд руб. – такую оценку в нынешнем году приводил Алексей Миллер в своем письме к премьеру Михаилу Мишустину. Это почти столько же, сколько «Газпром» получил выручки от экспорта газа в республики бывшего СССР в первой половине 2021 г. (188 млрд руб. с учетом экспортных пошлин, согласно отчетности по МСФО).

Переход на российское ПО не станет одномоментным: учитывая необходимость не только поиска и закупки, но также тестирования и доработки софта, этот процесс займет не менее 5–7 лет – именно в такой срок аналогичную задачу, но уже для банковского сектора оценили в Ассоциации банков России. Вряд ли он будет меньшим в нефтегазовой отрасли с характерными для нее технологическими и экологическими рисками.

В связи с этим ускоренный переход на российское ПО выглядит плохо прикрытой попыткой Минцифры создать дополнительный источник выручки для отечественных поставщиков софта, которые и без того неплохо себя чувствуют. За первые девять месяцев 2021 г. российские IT-компании увеличили сбыт своих решений и услуг на 38% в сравнении с аналогичным периодом 2020 г. (более чем до 1140 млрд руб.), приводил министр Шадаев данные Росстата на совместном совещании президента и правительства. Экспорт компьютерных и информационных услуг за первое полугодие 2021 г. увеличился на 18% (до $2,9 млрд), согласно данным ЦБ. И к счастью, пока не видно барьеров, которые бы могли этот рост остановить.