Испытание рациональности

Напряжение в Восточной Европе, на российско-украинской границе, можно считать знаковым для международных отношений. Удастся ли разрешить кризис или нет, зависит от готовности акторов мировой политики к кооперации и управлению глобальными процессами. Международные отношения всегда были наукой про великие державы. Именно они объявляли и вели войны, захватывали территории, заключали мирные соглашения и в конце концов создавали системы отношений. Но гуманизация международной жизни, глобализация, кантианская традиция и прочие процессы постмодерна приблизили рядовые страны к державам великим.

В XXI веке отчетливо наблюдается процесс редуцирования разрыва между странами передовыми и посредственными. Зачастую мы становимся свидетелями удивительных событий, которые в минувшие эпохи было бы сложно представить. Рядовые державы пытаются диктовать условия, продвигать свою повестку и в конечном счете реализовывать свои планы за счет интересов великих держав. Хвост виляет собакой – это как раз про это. Нечто подобное мы видели в период сирийского кризиса, когда региональные державы Ближнего Востока пытались (и скажем прямо, не без успеха) втянуть США в конфликт, который сложно отнести к приоритетным для Америки. Свержение Башара Асада нужно было в первую очередь Саудовской Аравии, Турции и Катару, но никак не Вашингтону. Однако умелая пропаганда, лоббистские сети и отработка идеологических штампов подтолкнули Вашингтон к более активному вмешательству в сирийский конфликт.

Нечто подобное мы можем видеть сегодня в Восточной Европе. Россия решает вопросы не с Киевом, а с США. Реальные параметры и возможные сценарии определятся после разговора лидеров России и Америки 7 декабря. Первый очный обмен мнениями состоялся в Стокгольме, где прошли переговоры между главами внешнеполитических ведомств.

Нынешняя напряженность на российско-украинской границе не представляет экзистенциальной угрозы для США – слишком они далеко. Очевидным является и тот факт, что Россия не собирается вводить свои войска на территорию Украины. Это было бы крайне опрометчивым и губительным шагом. Более того, это разрушило бы принципиальную дипломатическую позицию России с момента возникновения украинской проблемы: Москва не участвует в гражданской войне, российских войск там нет. В этой связи представить себе, что Россия намеренно пойдет на разрушение данной линии, практически невозможно. Ввод войск на территорию суверенного государства – событие экстраординарное, редкое и отсюда маловероятное. Структура и положение вещей в мировой политике не требуют этого.

Отец-основатель структурного реализма Кеннет Уолтц учит нас, что акторы международных отношений суть рациональные создания. Когда действия акторов, т. е. держав не второстепенных, а более или менее могущественных, не соотносятся со здравым смыслом, то речь может идти о двух проблемах. Потеря самостоятельности и следование чужой воле или необратимая эрозия актора. Напористую враждебность Украины к могущественному соседу сложно назвать рациональной политикой. Как следствие, Киев не самостоятелен или находится на пути к структурному распаду в качестве хоть какого-либо серьезного субъекта. Понять нерациональные мотивы украинской элиты – задача непростая, требующая недюжинных знаний психологии и, возможно, эзотерики.

В США медленно, но верно начинают понимать, что Украина как фактор сдерживания России – это скорее обуза, чем актив. Иначе трактовать укол Блинкена в адрес Киева сложно: «Мы продолжаем призывать Украину проявлять сдержанность». Однако и этот процесс не обречен на успех. От желания США обуздать своих союзников зависит их функциональность, в том числе в качестве великой державы.

Таким образом, суть нынешнего напряжения для международных отношений не в том, помогут ли США Украине, введет ли Россия войска на Украину и произойдет ли какая-то провокация на границе. Наиболее важно то, смогут ли державы первого эшелона, страны высшей лиги, удержать процесс под контролем. Нынешний конфликт вокруг Украины не нужен ни США, которые усиливают давление на растущую сверхдержаву Китай, ни России, которой неконтролируемое напряжение не нужно. Но обоюдовыгодный сценарий все же прослеживается, и он лежит в плоскости банального диалога.

Средние державы, не обладающие ни стратегической культурой, ни опытом глобального управления, ни интеллектуальной и ресурсной базой, не должны определять параметры системы международных отношений. Это губительно как для самой системы, так и для ее участников. Решения в мировой политике должны остаться за крупными странами. Мир должен оставаться управляемым, а управление – удел великих и могущественных. В этом и суть необходимости выстраивания Большой стратегии (Grand Strategy) по глобальному управлению мирополитическими процессами.

Современная Россия не является полноценной сверхдержавой. Экономическая стагнация, аморфность альянсов, а также демографические проблемы не позволяют Москве встать в один ряд с США и Китаем. Однако Россия, очевидно, может считаться военной супердержавой первого разряда. В ряде регионов мира Россия обладает великодержавными позициями, ее мнение определяет региональную повестку. Успешная операция в Сирии и новейшие системы вооружения позволяют Москве находиться в высшей лиге, определять геополитические сценарии, параметры мировой политики. А высшее военно-политическое руководство России обладает глубокой стратегической культурой, которой время от времени не хватает ее оппонентам. Говоря на языке международных отношений, структура мировой политики не позволяет не учитывать интересы Москвы.

Таким образом, великодержавная кооперация и управление необходимы. При всей сложности наметился процесс приобретения предметности переговорного процесса между профессионалами по линии различных ведомств. Судя по всему, переговорный процесс по конкретным проблемам продолжается. Кажется, Кремль и Белый дом, МИД и госдепартамент, военные ведомства, а также советы безопасности двух стран работают в целях поддержания нормальной атмосферы двусторонних отношений.

Россия и США не союзники, но между ними нет экзистенциальных проблем, заслуживающих разрушительного применения силы и всей мощи ядерных держав. Украинский вопрос для Америки не имеет принципиальной важности. А для России противоречия с Украиной не являются чем-то непосильным, если за Киевом не стоит держава из первого разряда.

Нынешнее напряжение – тест на могущество и сдержанность великих военных держав. Точнее говоря, наличие воли не применять силу там, где она не нужна. Сумеет ли Россия не переусердствовать с политикой «известной напряженности»? Смогут ли США контролировать своих недалеких и нерациональных союзников? От ответов зависит функциональность нынешней транзитной системы международных отношений.