Новое явление «Глобальной Британии»
Как страна возвращается к англосаксонским заветам Уинстона Черчилля
Большой пересмотр стратегии британской внешней политики был запущен по итогам знаменитого референдума о Брекзите в бытность Дэвида Кэмерона премьер-министром. Выхода Соединенного Королевства из Евросоюза мало кто ожидал, поэтому изначально никакого четкого представления о том, что страна должна делать, оказавшись за бортом ЕС, ни у кого не было.
Какое-то время Лондон был в оцепенении, но уже при Терезе Мэй английский политический класс перешел к осмыслению нового места Британии в мире. Затем в недрах форин-офиса родилась концепция «Глобальной Британии». Ее название у многих вызывало улыбку, мол, куда Альбиону в одиночку тягаться за усиление своего влияния в мире, в котором власть ускользает даже от США. Британская империя осталась в далеком прошлом, в Содружестве наций к бывшей метрополии давно относятся без придыхания. Королевство сильно потрепали великая рецессия, Брекзит и пандемия. Всерьез стоит вопрос о перспективах территориальной целостности страны на фоне шотландского сепаратизма. Но эти констатации не отменяют того факта, что страна сохраняет глобальную атрибутику, ряд конкурентных преимуществ и главное – рудименты внешнеполитического креатива.
Борис Джонсон занял Даунинг-стрит, 10, скорее по стечению обстоятельств, чем по какой-либо логике истории. Но в каком-то смысле события привели его на этот пост, словно чтобы проверить, что же один из творцов Брекзита будет делать с его последствиями в реальной жизни. Джонсон еще больше испортил отношения с европейцами в ходе мучительных переговоров о выходе Британии из ЕС и о новой модальности их взаимосвязей. На этом фоне он естественным образом сделал ставку прежде всего на «особые отношения» с США, какими бы обветшалыми они ни были, и, во-вторых, на давнюю идею союза англосаксонских народов. Его кумир Уинстон Черчилль красноречиво такой союз продвигал после Второй мировой войны.
История подыграла Джонсону – Дональд Трамп был поклонником евроскептиков, которые отвечали ему взаимностью, и воспринимал своего английского визави как родственную душу. Приход в Белый дом Джозефа Байдена поначалу несколько спутал карты: он был принят на ура европейскими атлантистами, но для Лондона в этом заключались свои риски. Новый американский президент, как и его бывший босс Барак Обама, в свое время не поддержал идею Брекзита и выступал фактически против политических сил, олицетворением которых был Джонсон. Заявленное Байденом «возвращение» Америки в Европу оставляло меньше шансов для Британии использовать «особые отношения» с США как тыловое обеспечение в ходе выяснения отношений с европейцами.
«Медовый месяц» Байдена с европейскими союзниками продолжался недолго. Сохранение введенных Трампом пошлин на алюминий и сталь из ЕС, вялотекущие переговоры о возвращении США в «ядерную сделку» с Ираном, отсутствие даже намека на возобновление переговоров о торговом и инвестиционном партнерстве (TTIP) еще можно было драпировать пышными саммитами, декларациями и уверениями во взаимной преданности. Но дальше жизнь расставила все по своим местам, показав, что трампизм во внешней политике Вашингтона скорее жив, чем мертв. Манера выхода США из Афганистана и заключение соглашения AUKUS вернули европейцев к жесткой реальности – США стратегически уходят из Европы и все меньше учитывают интересы своих союзников в Старом Свете.
Эти знаковые события также показали, что для США есть союзники первого и второго сорта и Британия относится к первому сорту, а Франция – ко второму (как, впрочем, и Германия, не говоря уже о других европейцах).
Так Джонсону повезло в очередной раз: после Афганистана, вместо того чтобы теперь уже Байдену успокаивать возмущенных европейцев, Белый дом, лишь усугубляя положение дел, заключил масштабное антикитайское соглашение вместе с Лондоном и Канберрой. И похоже, реакция Парижа была для него чуть ли не откровением.
Но стенания французов и ЕС принципиально ничего не изменят. Инстинкты и рефлексы американцев толкают их на взвинчивание противостояния с Китаем, как бы тот ни пытался увернуться. В этих обстоятельствах «Глобальная Британия», используя ребалансировку Вашингтоном своей внешнеполитической стратегии, будет и дальше идти по пути усиления этнонациональной природы своей геополитики, возвращаясь к англосаксонским заветам Черчилля.