Нужен ли России левый поворот в экономике

Новость о том, что министерство торговли США начало расследование, которое может привести к лишению России статуса рыночной экономики, попала в актуальный контекст внутрироссийских экономических дискуссий. В воздухе давно витает идея «левого поворота» экономики – начиная с привычных абстрактных лозунгов коммунистов вроде «Фабрики рабочим!», заканчивая идеями центрального планового госзаказа в крупном бизнесе при сохранении «рыночной стихии» в малом от партии «Справедливая Россия». 

Так вопрос, поставленный извне в отношении довольно узкой категории продуктов (карбидно-аммиачная смесь), приобретает весьма актуальное звучание: сохранит ли Россия рыночную экономику? И если не сохранит, то с какими последствиями?

С технической точки зрения критерии, которыми, вероятно, будет руководствоваться американский минторг в своем анализе, не должны оставлять сомнений в том, что экономика России сейчас функционирует вполне в рыночном ключе. Валютное регулирование, трудовое законодательство, участие государства в ценообразовании, степень свободы компаний в предпринимательских решениях и т. д. в стране не отличаются существенным образом от многообразия практик, применяемых в странах, уверенно ассоциируемых с современной моделью рынка.

Даже в худшем сценарии – если по итогам признания нерыночности российской экономики ввозные пошлины станут вводиться по широкому спектру поставляемых в США товаров – негативные последствия для страны в целом будут не очень велики.

Но что может дать настоящий левый поворот экономическому развитию России?

Описываемая его теоретиками модель встречалась во многих странах: от ЮАР времен апартеида до латиноамериканских военных хунт. В большинстве случаев попытки государства стать суперарбитром экономических отношений, главным заказчиком и регулятором бизнеса оказались неуспешными, порой катастрофически. Этот опыт и привел большинство экономик к современной модели, в которой за государством оставлена роль института поддержки и развития при весьма ограниченной области прямого действия. Главная особенность такой модели – осознание отношений своего рода «взаимного заказа», при котором государственные закупки служат важным рыночным стимулом, при этом бизнес выступает в роли одной из ключевых общественных сил, формирующих требования к госуправлению в целом и повестке конкретной администрации в частности. 

Единственный крупный пример, выбивающийся из этой логики, – Китай, идеал этатистов всего мира. Китай по-прежнему живет в модели доминирующего государства (хотя и весьма дружелюбного к бизнесу в подавляющем большинстве случаев). Но его успех обусловлен уникальным сочетанием факторов: низким стартом, обеспечивавшим преимущество дешевой рабочей силы, колоссальным внутренним рынком, весьма специфической трудовой этикой населения и т. д. В другой социально-экономической конфигурации попытки воспроизведения элементов китайской модели приведут к латиноамериканскому результату.

Резкое ускорение роста ВВП является для России задачей номер один на ближайшие годы, тогда как продолжение периода медленно развивающейся экономики, начавшегося около семи лет назад, может иметь самые драматические последствия для будущего страны. Соответственно, поиск инструментов ускорения является очевидным приоритетом государственной политики. История мировой экономики показывает, что с большей вероятностью эффективные инструменты развития обусловлены не дальнейшей централизацией экономического управления с распространением госзаказа на весь периметр крупного бизнеса, а признанием бизнеса самостоятельной, равноправной общественной силой, реализующей свое право на рыночный успех. Выстраивание и продвижение этой концепции в медийном и политическом поле среди прочего раз и навсегда сняло бы всякие сомнения в рыночном статусе современной российской экономики.