Смесь метана и политики
«Газпром» четко выполняет условия нового договора и до конца 2024 г. будет это делать. Но вот что будет после этой даты – вопрос открыт
Как говорил один известный политик из прошлого, по мере приближения к коммунизму классовая борьба нарастает. Точно так же по мере приближения к полному завершению строительства «Северного потока – 2» обостряются споры о схеме его эксплуатации. Сильно нервничает Украина, которая считает, что Россия должна оплатить будущий простой ее газотранспортных мощностей. Киев уговаривает и Вашингтон, и Брюссель заступиться за него. Отсюда и постоянные обещания Ангелы Меркель заставить Россию сохранить Украину в транзите. Канцлер понимает, что иначе ей не защитить новую трубу по Балтике, просто необходимую Германии в условиях отказа от атомной и угольной генерации.
Но это значит, что нас скоро ожидают весьма непростые политические переговоры. Перед их началом неплохо вспомнить факты. Прежде всего зафиксируем, что и требования Украины, и слова Меркель полностью противоречат логике рыночных экономических отношений. И это самое грустное, что сегодня происходит в европейской энергетике, – разрушение рыночных механизмов конкуренции. Рынок предполагает, что коммерческие отношения фиксируются контрактами. А вне их рамок никаких принудительных обязательств у экономических агентов не возникает.
Россия и Украина (точнее, «Газпром» и «Нафтогаз») связаны контрактом. Он был подписан в декабре 2019 г. и заканчивается в конце 2024 г. В 2024 г. объем транзита должен составить 40 млрд куб. м. За временными пределами этого контракта никаких обязательств перед Киевом у Москвы просто нет. «Газпром» создал себе более выгодное по стоимости транспортировки предложение. Расстояние от Бованенкова до Грайсфальда примерно на 1900 км короче, чем от Уренгоя до той же Германии по украинскому маршруту. Добыча сместилась на север, на полуостров Ямал, что и обусловливает выгодность транспортировки через Балтику. И если Киев и Брюссель категорически не хотят смотреть в расчеты, это не значит, что их нет.
Так что речь идет не о наказании Украины. Европейский союз (ЕС) давно уже убеждает нас, что предстоит жесткая борьба за европейский рынок газа. Вот мы к этой борьбе и готовимся – снижая себестоимость транзита и повышая тем самым привлекательность нашего газа в случае роста ценовой конкуренции с СПГ.
При этом можно вспомнить, как Украина относилась к предыдущему контракту (он действовал в 2009–2019 гг., за это время украинские власти менялись неоднократно, но все руководители страны отказывались выполнять газовые договоры). Так что правовой нигилизм был изначально свойственен украинским контрагентам.
«Газпром» четко выполняет условия нового договора и до конца 2024 г. будет это делать. Но вот что будет после этой даты – вопрос открыт, ведь никаких обязательств у России на период после 2024 г. нет. Нужна ли будет Украина как транзитная страна с экономической точки зрения? В 2020 г. объем транзита составил 55,8 млрд куб. м – такова мощность «Северного потока – 2». Но это был ковидный год с теплой зимой и рекордно заполненными хранилищами. В этом году ситуация на рынке уже радикально изменилась. Поэтому для оценок лучше взять 2019 г. Транзит – 89,6 млрд куб. м. Но тогда еще не работал «Турецкий поток» с продлением на юго-восток Европы (а сейчас «Балканский поток» уже дотянулся до Венгрии). Математика проста. «Турецкий поток» и две нитки «Северного потока – 2» дают 86,5 млрд куб. м. Очевидно, что уже в 2022 г. необходимости в контрактных 40 млрд куб. м не будет, но контракт был компромиссом, и его надо выполнять. Но что будет дальше?
Понятно, что Украина оказывается в тяжелой ситуации. Дело даже не в потере транзитных денег. Главная проблема – что будет со снабжением газом востока Украины. Украина официально не потребляет российский газ. А берет газ якобы в ЕС, в основном в Словакии. Все прекрасно понимают, что на самом деле на востоке Украины потребляется именно российский газ.
Украина не гоняет газ с востока на запад и обратно. Просто на границе с ЕС есть кольцевая труба, по которой гоняют газ для нужных для счетчиков отметок. Газ теперь не воруется, но и транспортировка с востока на запад не ведется. Это то, что «Газпром» называет виртуальным реверсом, но Брюссель эту практику поддерживает.
Но если российский газ физически не будет заходить на Украину, вся эта схема рухнет. Тогда нужно будет либо реально поставлять газ из Европы – что повысит цены на внутреннем рынке, и так постоянно увеличивающиеся, – либо возвращаться к закупкам в России, что политически будет выглядеть как поражение.
Если бы Украина боролась за сохранение транзита в нормальной рыночной реальности, что она должна была бы сделать? Попытаться сделать коммерчески выгодное предложение. Снизить плату за транзит. Гарантировать ремонты и бесперебойное функционирование системы. Рассмотреть возможность участия «Газпрома» в использовании подземных хранилищ.
Но ничего подобного не происходит. Украина предпочитает жаловаться «старшим товарищам» и просить политически заставить Россию сохранить транзит. Сделать это можно, например, наложением ограничений на использование новой инфраструктуры. Показательно, что совсем недавно суд ЕС ограничил мощность газопровода OPAL, являющегося сухопутным продолжением «Северного потока – 1». Многие думают, что это результат применения «Третьего энергопакета». На самом деле это не так. «Третий энергопакет» позволяет собственнику трубы заполнять половину мощности, а на вторую половину проводить аукционы. Так что ЕС на самом деле блокирует применение своих же законодательных норм.
В случае с OPAL суд поставил на первое место не правовые нормы, а довольно туманный принцип европейской энергетической солидарности. Понятно, что такой же подход можно применить и к «Северному потоку – 2». Грустно, что это делают политики, еще несколько лет назад яростно призывавшие нас отделить энергетику от политики.