Возвращение в либеральное гетто

Не только лоялисты, но и многие критически настроенные по отношению к власти наблюдатели оценили апрельскую акцию оппозиции как неудачную. Особенно в контексте заявки на «последний бой добра с нейтралитетом». Однако в среде самой либеральной оппозиции оценки совсем иные. И это не столько хорошая мина при плохой игре, сколько свидетельство перемен в политической культуре оппозиции.

За прошедшее десятилетие Алексею Навальному удалось отчасти преодолеть границы маргинального либерального гетто оппозиции. Он сознательно избегал жестких идеологических маркеров, противопоставляя левым и правым клише доктрину здравого смысла. Под зонтиком такого деидеологизированного популизма могли сосуществовать недовольные разных взглядов, для которых фигура лидера служила общим моральным камертоном. Но, как только власти жестко удалили Навального с политического поля, этот механизм заклинило.

Штаб политика пытается заменить обаяние и харизму лидера культом его личности. Это близко далеко не всем. И чем более изолированным становится ядро сторонников, тем очевиднее его идеологический профиль. В 1990-е эту субкультуру обозначали саркастическим термином «демшиза». Симпатичная ирония и здравый смысл Навального больше не маскирует ее узнаваемые черты.

22 апреля на сайте «Новой газеты» состоялась премьера короткометражного фильма «Это могли быть мы, но у нас все еще Ленин». В нем Чулпан Хаматова играет Россию, которая изменила западной цивилизации с Лениным. Неверная героиня не может быть счастлива со своим милым, цивилизованным и сытым западным партнером. В этой короткой новелле собраны многие ключевые мотивы радикально-либеральной доктрины: историческая вина страны, плохой народ, необходимость постоянно каяться за свою историю. В свое время именно они сделали либералов изолированной сектой.

В прошлогодней Белоруссии первоначальный подъем протестных настроений тоже был связан с новой генерацией лидеров, от Бабарико до Тихановского, которые подчеркивали свое отличие от традиционной либерально-националистической оппозиции 1990-х. Но как только власти арестовали самих лидеров, обнаружилось, что старая гвардия живее всех живых. Она наполнила собой Координационный совет оппозиции, а своими навязчивыми нарративами заполонила все публичное пространство. И это сразу многих оттолкнуло.

Политическая изоляция компенсируется диссидентским сознанием, которое интерпретирует неудачи в терминах морального торжества. Это позволяет оберегать ядро сторонников от уныния, но при этом еще больше отгораживает его от основной массы граждан. Оставшаяся без вождя оппозиция может быстро промотать накопленный им за десятилетие политический капитал и вернуться в гомеостатическое состояние диаспоры, обреченной на вечную изоляцию.