Госдума хочет контролировать нейроны и нейтроны

Популяризация науки вдруг стала скандальной темой. Виной тому проект поправок в закон «Об образовании», который Госдума приняла во втором чтении 9 марта.

Казалось бы, спорить особо и не о чем. Ну, есть всякие лектории, научно-популярные блоги, фестивали и прочие милые занятия. Ну, рассказывают люди о черных дырах, семантике кино и травоядных динозаврах. Сложно найти тут политическую угрозу. Но в конце прошлого года группа депутатов Госдумы предложила внести в закон поправки, регламентирующие просветительскую деятельность. Об общественной реакции на них может свидетельствовать, например, количество подписей, собранных под петицией против этого проекта. Создал ее астрофизик Сергей Попов, специалист по нейтронным звездам, пульсарам, магнитарам и прочим далеким от широкой публики сущностям. Под этим документом подписалось больше 230 000 человек. Вряд ли в нашем обществе такой высокий интерес к астрофизике. Или возьмем РАН. Структура осторожная и консервативная. И тут жесткое заявление: «Президиум РАН призывает Государственную думу не принимать этот законопроект». Так в чем же дело?

Первая проблема – определение того, что считать просветительской деятельностью. В проекте говорится: «Просветительская деятельность – осуществляемая вне рамок образовательных программ деятельность, направленная на распространение знаний, умений, навыков, ценностных установок, опыта и компетенции в целях интеллектуального, духовно-нравственного, творческого, физического и (или) профессионального развития человека <...>». Под это определение может попасть что угодно – выступление ветерана перед школьниками, фильм про Марс, лекция о жуках. При желании границы можно понимать настолько широко, что просветительской деятельностью окажутся занятия по фитнесу или беседа с соседом о ремонте канализации. Закон предписывает регулировать и контролировать эту непонятную сущность на государственном уровне. А поскольку сделать это невозможно, то популяризаторы подозревают, что этот контроль будет происходить хаотично и произвольно.

Непонятно и то, что именно нужно контролировать. В поправках сказано: «Не допускается использование просветительской деятельности для разжигания социальной, расовой, национальной или религиозной розни, для агитации, пропагандирующей исключительность, превосходство либо неполноценность граждан по признаку социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности, их отношения к религии, в том числе посредством сообщения недостоверных сведений об исторических, о национальных, религиозных и культурных традициях народов <...>». Но большая часть из перечисленного и без того запрещена уже существующими законами. А то, что не запрещено, неясно, как проверять.

Допустим, профессор возвращается из этнографической экспедиции на Ямал и рассказывает о своих открытиях во время публичной лекции. Кто будет выявлять в его рассказе «недостоверные сведения»? Или кто проверит лекцию лауреата Нобелевской премии, который согласится выступить на российском фестивале науки? Кстати, иностранный нобелевский лауреат с точки зрения поправок особенно криминален – в случае их принятия просветителям придется согласовывать с Минобрнауки и Минпросвещения вообще любую работу с иностранными учеными.

Больше всего популяризаторов науки смутило то, что в поправках очень много сказано про контроль и ограничение. И ничего про поддержку. Как написано в обосновании законопроекта, его «реализация не потребует дополнительного финансирования за счет средств федерального бюджета». То есть никаких денег не будет выделено ни на просветительскую деятельность, ни хотя бы на экспертную проверку этой деятельности.

Кажется, инициаторы поправок очень хотели прикрыть еще одну гипотетическую лазейку для оппозиционной крамолы. Но есть риск, что принятие поправок обернется строго обратным эффектом.

Популяризация науки – это область, где много молодых людей, активных, энергичных, инициативных. Пока они никого не трогают, обсуждают нейтроны и нейроны. Если запретить им это делать, то куда может вылиться их энергия и активность? Вполне возможно, она пойдет как раз в ту сторону, против которой так борются авторы поправок. Недаром этот проект начали уже называть «законом о поддержке экстремизма». Если раньше на вопрос, чем вас не устраивает нынешняя власть, молодые интеллектуалы бормотали что-то невнятное, то теперь они могут четко говорить: эта власть запрещает нам рассказывать о науке и культуре.

Пока закон прошел второе чтение в Госдуме. Скорее всего, он будет принят без принципиальных изменений. Что может хоть как-то компенсировать ущерб от него? Есть некоторая надежда, что размытые поправки поместят в разумные рамки подзаконные акты, которые должны принять Минобрнауки и Минпросвещения.

Это может показаться слишком меркантильным, но лично я считаю, что принятие этих поправок – весомый повод потребовать «отступных». Пока значительная часть просветительской активности – это волонтерство или настолько низкие доходы, что их можно тоже считать волонтерством. Почему бы не создать какой-нибудь фонд поддержки просветительских инициатив? Почему бы не направить в него нормальную сумму? Почему бы не сделать этот фонд полностью прозрачным, а оценку заявок не передать экспертам из научного сообщества? В конце концов, деньги куда более убедительный инструмент, чем бумажные запреты.