Когда полиция может бить

Один из самых горячих вопросов последних дней – адекватность действий российского ОМОНа во время несанкционированных акций. Являются эти действия чрезмерно жестокими или они все же соответствуют ситуации и допустимы с точки зрения закона?

Начало эмоционального обсуждения этой проблемы было положено печальным и широко растиражированным инцидентом: омоновец ударил женщину, ставшую у него на пути, ногой в живот. Он пришел потом к женщине в больницу, попросил прощения, и она его простила. Правда, все равно подала заявление в СКР. Дело объяснимо вызвало множество комментариев от юристов, правозащитников и вообще «экспертов». Не касаясь, разумеется, деталей конкретного инцидента, конкретного омоновца и конкретной женщины, уместно обратить внимание на те нормы и принципы, которыми руководствуется и которые неоднократно применял в подобных делах Европейский суд. Впрочем, совсем абстрагироваться от конкретного случая все-таки не получится – и вот почему.

Согласно статье второй Европейской конвенции, государство и его агенты, т. е. полиция, могут применять абсолютно необходимую силу в следующих случаях:

a) для защиты любого лица от незаконного насилия;

b) для осуществления законного ареста или предотвращения побега лица, задержанного на законных основаниях;

c) в случае действий, предусмотренных законом, для подавления бунта или мятежа.

Право применения силы полицией при разгоне незаконных публичных собраний и при задержании их участников неоднократно признавалось ЕСПЧ. И тут никакого спора между практиками и теоретиками нет. Таким образом, проблемой является не применение силы полицией для разгона и задержания демонстрантов вообще, а как раз применение его конкретным омоновцем к конкретному лицу в конкретных условиях.

Применение силы зависит от видения ситуации конкретным агентом государства. ЕСПЧ неоднократно указывал, что применение силы представителями государства может быть оправданно, в том числе в тех случаях, когда оно основывается на истинном убеждении, которое считается достоверным в существующий момент, при наличии достаточных оснований, но впоследствии оказывается ошибочным (см., например, дела McCann and Others v. the United Kingdom, Andronicou and Constantinou v. Cyprus или Bubbins v. United Kingdom). Признать иное означало бы возложить чрезмерное бремя на государство и его правоохранительные органы при исполнении ими своих обязанностей, которое, возможно, могло бы причинить вред их жизни и жизни других лиц. Таким образом, полицейский при разгоне демонстрации или иной полицейской операции может ошибиться и кого-либо ударить или даже застрелить. Все зависит от конкретной ситуации и добросовестности заблуждения полицейского.

При этом суд должен видеть дело глазами полицейского. Европейский суд в ряде своих решений указал, что конкретный суд в отрыве от рассматриваемых событий не может подменять свою собственную оценку ситуации оценкой полицейского, вынужденного реагировать в критический момент с целью предотвращения опасности, грозящей, по его убеждению, его собственной жизни и жизни других людей (Bubbins v. United Kingdom, Huohvanainen v. Finland). С этим, конечно, можно (а иногда и нужно) не соглашаться, но важно констатировать: европейские судьи убеждены, что любой суд (включая российский) обязан смотреть на инцидент именно глазами полицейского и исходить из его конкретной ситуации – находился ли он под влиянием газа, запотело ли у него забрало, плохо ли его проинструктировали, показалось ли ему, что человек мешает или угрожает.

Обстоятельства момента очень важны. При рассмотрении действий представителей государства основной вопрос, подлежащий анализу, по мнению ЕСПЧ, заключается в том, был ли человек искренне убежден в необходимости применения силы. При изучении этого вопроса суд должен будет рассмотреть, было ли имевшееся убеждение субъективно обоснованным, с учетом всех обстоятельств, которые существовали на соответствующий момент времени (Armani da Silva v. the United Kingdom). Таким образом, все опять вращается вокруг вопроса оценки конкретной ситуации судом «глазами» и с точки зрения конкретного полицейского. Могло ли ему показаться в «угаре спецоперации», что конкретное лицо представляет угрозу? Была его реакция спонтанной или он имел реальную возможность отреагировать по-другому? И еще много иных, сугубо конкретных факторов.

При этом следует, разумеется, учитывать, что, с точки зрения суда, человек, который сознательно идет на публичное мероприятие, которое, как ему хорошо известно, не согласовано, а также не исполняет требования полиции разойтись, автоматически принимает на себя повышенные риски. Вряд ли Европейский суд решит, что при задержании многочисленных активных сопротивляющихся полиция должна внимательно присматриваться к каждому стоящему у нее на пути, да еще с учетом зимних сумерек, зимней одежды, ковидных масок и общей суеты.

Вот такие принципы применил бы в обсуждаемом сегодня деле Европейский суд. Как поведет себя российский, посмотрим. Впрочем, сначала этот суд должен состояться, а прежде должно пройти соответствующее расследование. Может, женщина опять простит омоновца.