Тайна московских бордюров

Воспользовавшись небольшой паузой между волнами эпидемии, московское правительство продолжило замену бордюров прошлогоднего, устаревшего фасона на новейшие образцы. Работы идут с присущим Москве масштабом, и наверняка вскоре мы увидим еще более похорошевшую столицу. Однако уже давно обыватель догадывается, что это действие содержит в себе большую тайну, а возможно, ритуал, франкмасонский посыл, разгадать который простому уму уже не по силам.

Внутри власти должна быть тайна, указывал еще Великий инквизитор в романе Достоевского. Без трех своих важнейших компонентов – тайны, чуда и авторитета – нет подлинного господства. Но можно дополнить эту композицию. Внутри настоящей власти еще должен быть абсурд. Нелогичность, нерациональность, непредсказуемость. Именно за счет абсурда власть дает почувствовать, что она может управлять реальностью, выключая законы логики: мы делаем то, что другие и помыслить не могут.

Конечно, периодически всплывают рациональные объяснения бордюрной истории – от банально коррупционных версий до более тонких. Например, версии о важности освоения городских средств, чтобы избежать секвестра в пользу федерального бюджета. Некоторые полагают, что гранит просто перетягивают из одного района в другой, чтобы загрузить простаивающий коммунальный сектор – иначе разбегутся ценные кадры, собирай их потом по всей Евразии. Есть и те, которые видят в этом сверхценную идею: бывали же случаи, когда человек сходит с ума от пятнышка на одежде. Но все эти версии кажутся какими-то ущербными, снижающими размах подлинного замысла.

Разумеется, тайна не существует в одиночестве. По той же логике меняют, наверное, свежий асфальт во дворах, краску на оградах, плиты на Патриаршем мосту. Это некая матрица, вошедшая в коллективное сознание московской власти. Механизм принятия решений не требует в ней объяснений, и, наверное, в европейской среде (а Москва все же мыслит себя европейским городом) нет города подобного масштаба, где так слабо выстраивалась бы коммуникация между муниципальной властью и населением. Но если оставить в стороне поиски разгадки, стоит сделать одно эстетское замечание.

В отработанной стилистике той же европейской культуры одежда и обувь развитого человека должны отличаться некоторой поношенностью – слишком новое, глянцевое, с иголочки воспринимается как легкий дефект вкуса. Хорошо, когда вещи, как и облику человека, присуща история. То же самое с городами. Конечно, надо обладать чувством своего пространства, чтобы понимать очарование времени – старой штукатурки, стертого камня, качественного граффити на стене. Видеть в этом не нарушение стерильности, которое надо немедленно устранить, а жизнь города. Объяснять это очень сложно, но на то и нужны в планировании городской среды не только урбанисты с холодным революционным блеском в глазах и не только сфокусированные на прибыли девелоперы, а люди с развитым гуманитарным сознанием, которые любят, чувствуют, понимают свой город и его жителей.