По последним данным Gallup, 96% ливанцев уверены в тотальной коррупции во власти. Это мировой максимум недоверия властям.
Ливан – страна, которая не могла не взорваться. Лидер «Хезболлы» шейх Хасан Насрулла не исключил, что за взрывом в порту Бейрута мог стоять Израиль. Израиль все обвинения отвергает. Не видит террористического следа и бывший премьер-министр Ливана Хасан Диаб. Диаб называет причиной взрыва многолетнюю системную коррупцию. Порт, важнейший экономический ресурс Ливана, стал местом столкновения интересов множества кланов, и контроль за его деятельностью был уничтожен ради свободы нелегального грузопотока.
И тут мы имеем дело с удивительной фрактальностью ближневосточной системы управления в целом: порт как пересечение многоконфессиональных интересов повторяет устройство Ливана, конструкция которого в целом повторяет весь Ближний Восток.
Ливан, обретя в 1943 г. независимость, мыслил себя как некое подобие ближневосточного рая, где разрешены все политические и этнические противоречия. Во-первых, здесь были созданы современная промышленность и мощный банковский сектор, служивший каналом для перетока капиталов между Востоком и Западом. Во-вторых, в Ливане сформировалась особая форма политического правления – конфессионализм, позволявшая уравновесить влияние 18 религиозно-этнических общин, признанных ливанской конституцией. Во всех государственных органах существуют строгие квоты для каждой конфессии. Ушедшее 10 августа в отставку правительство Ливана состояло из 20 министров. Начиная с 1943 г. все портфели поделены между конфессиями: марониты, сунниты и шииты имеют по 4 поста, православные – 3, друзы – 2, католики – 2, монофизиты – 1. Президентом страны может быть только христианин-маронит, премьером – мусульманин-суннит, а спикером парламента – мусульманин-шиит.
По идее, система должна была исключить возможность межпартийных конфликтов и узурпацию власти отдельной этнической группой, но в реальности все обернулось не так. Общины тут же превратились в мощные кланы. Легальный и нелегальный бизнес, средства диаспор – все это позволило им аккумулировать в своих руках колоссальные средства, а внутриконфессиональные вооруженные группировки превратили их в серьезную военную силу. Гражданская война 1975–1990 гг. фактически была столкновением этнорелигиозных кланов и их милиций и стоила стране 140 000 жизней и полного упадка экономики.
Задуманный как перекрестье финансовых потоков Ближнего Востока, Ливан неизбежно стал территорией столкновения интересов не только местных кланов, но и внешних игроков. Самая многочисленная община Ливана – шиитская – имеет тесные контакты с Ираном. Это порождает неизбежный конфликт Ливана с Израилем (а значит, США) и Саудовской Аравией вкупе с суннитскими монархиями Персидского залива. Здесь же присутствует и Сирия, где власть принадлежит алавитской общине, ответвлению шиизма. В результате складывается сумасшедшая геометрия взаимной ненависти: Израиль – Иран, Иран – Саудовская Аравия, Израиль – Сирия. И в центре этого симплекса – Ливан.
При этом сам он как государство мало что может противопоставить разыгрывающимся вокруг конфликтам. С одной стороны, либеральная экономика практически исключает государственное вмешательство, поэтому главное занятие властных элит – обогащение и вывоз капиталов. В условиях тлеющей гражданской войны неизбежен упадок промышленности и наращивание внешнего долга – в итоге страна получила падение ВВП два года подряд и отрицательное с 2010 г. сальдо счета текущих операций. Параллельно чудовищно вырос теневой рынок оружия, золота, драгоценностей и наркотиков. Но при этом Бейрут занимает 4-е место среди самых дорогих городов на Ближнем Востоке и 15-е место в мире по качеству люксовых услуг и товаров. А 0,1% состоятельных ливанцев зарабатывают больше, чем две трети населения страны. 29% жителей Ливана живут за чертой бедности, существуя на $4 в день, в результате пандемии их станет уже 40%.
Ливан занимает 3-е место в мире по закредитованности. Внешний долг страны превышает 150% ВВП, и отдавать его нечем – собственное производство почти уничтожено. 9 марта 2020 г. Ливан объявил первый в истории страны дефолт по облигациям на сумму $1,2 млрд. Это немедленно обвалило ливанский фунт, по состоянию на июнь инфляция составила 89,74%.
Клановое устройство и деление страны на общинные территории приводят к колоссальной дисперсии и ослаблению власти. Никакая диктатура в Ливане институционально невозможна, хотя именно она могла бы спасти страну с помощью контроля над экономикой, социальных программ или просто закрытия границ, ведь треть населения шестимиллионного Ливана составляют беженцы из Сирии и Палестины, что тоже не способствует стабильности. А обилие неустроенной, лишенной перспектив молодежи тотально дестабилизирует экономики в регионе – от Марокко до Ирана.
Будущее этой страны выглядит трагически: ни внутри, ни вне ее нет сил, которые могут починить сломавшийся механизм экономики и политики.
Авторы: Ольга Андреева — журналист; Алексей Зубец — директор Института социально-экономических исследований Финансового университета при правительстве РФ