Москва стала управлять национальным дискурсом

Протесты в Хабаровске оформились вокруг идеи «Москва, оставь нас в покое!». Главным мотивом выступлений людей стал не столько арест губернатора, сколько раздражение от того, что судьба региона решается за его пределами.

Образ Москвы может быть разным. Она может, например, представляться надменным федеральным центром. Или ассоциироваться с «Камазами» со столичным мусором. Или с потоком столичных жителей, разносящих опасный вирус. Или с московской компанией, покрывшей мазутом таймырскую тундру. Но одновременно это и мегаполис, куда уехал работать сосед или отправился учиться ребенок.

Отношение к Москве – сложный синтез эмоций, среди которых зависть, подозрение, страх, восхищение, вожделение. Свести их к простой формуле невозможно. Где заканчивается большой город и начинается институт власти? С одной стороны, москвичи – люди как люди, а с другой – они приходят в офисы своих корпораций и, как принято считать, видят в провинции добычу.

Сложился стереотип: если Москва забирает – она забирает персонально у меня, если дает – то не мне, а на программы и проекты, которые никак не затрагивают мою личную жизнь.

Мэр Москвы Сергей Собянин как-то выдвинул тезис, что России, мол, нужна богатая и комфортная Москва, для того чтобы таланты видели в ней альтернативу отъезду за рубеж. Столица как бы замещает Нью-Йорк, Лондон, Париж. Но роль мембраны между мирами наделяет Москву и исключительной функцией – вбирать все лучшее из регионов, выступая для элиты аналогом зарубежья. Город стал казаться витриной демонстративного потребления, которую прохожему иногда хочется разбить камнем.

Эпидемический кризис обострил нервное восприятие Москвы не только за счет оттока четверти ее жителей в провинцию и модели изоляции – жесткого карантина, закрытия бизнесов. Руководитель социологической компании «Циркон» Игорь Задорин объясняет, что еще задело провинцию: «То, что Москва, в представлении регионов, забирает ресурсы, звучит уже банально. Но в период карантина случилось нечто более тревожное: Москва стала управлять национальным дискурсом. Она выступила для регионов не только источником эпидемии, но и навязала свою модель реагирования на угрозы. Регионы начали копировать действия Москвы, хотя в ряде случаев ситуация требовала иных решений. Москва нагнетала страх, для которого многие жители не видели оснований. Экономические последствия этих реакций оказались очень ощутимыми».

Открытых социологических данных об отношении регионов к Москве практически нет. Но из протестов видно, что заработать политический капитал в регионах можно просто на проявлении оппозиционности к Москве – без какой-либо позитивной программы.

Что было бы сегодня значимо? Разделить две сущности: Москва как город и как федеральный центр. В XXI в. представления о центре как единстве власти и территории выглядят анахронизмом.

Но еще важнее увидеть замкнутый и порочный круг явлений: страх перед сепаратизмом ведет к усилению контроля, а повышенный контроль рождает протест и центробежные тенденции.