Лоялисты, «протестанты», айтишники, ЛГБТ, элиты

Ресурса Владимира Путина хватило на то, чтобы вытащить не слишком понятное для большинства решение по поправкам в Конституцию: итоги плебисцита превзошли уровень поддержки президента на последних выборах. Подтвердилось расхождение обобщенного понятия «власть» и понятия «Путин» как сущности, ушедшей в область символического.

Могли ли протестно настроенные слои населения перебороть тренд? В ответе на этот вопрос лучше вынести за скобки тему административных возможностей системы, контроля за телеканалами и региональными администрациями. Опыт быстрых трансформаций в других странах показывает, что при перегреве системы все предохранители летят, механизмы контроля не срабатывают. Но группам протеста не хватило сегодня и организационного, и концептуального ресурса. Или, если коротко, им не хватило осознания своей идентичности.

Сразу после «поправки Терешковой» общество разделилось примерно поровну на желающих стабильности и ждущих большей социальной динамики. Идея с обнулением казалась наиболее уязвимой для новой композиции. У оппозиции появилось хорошее поле для игры. На нее работало сразу два фактора: сильная волатильность отношения к власти в период пандемии (значительная часть населения чувствовала себя брошенной и беззащитной) и доминирование в сетевом пространстве. Так, по данным ЦСП «Платформа», последние месяцы около 60% респондентов определяли своим главным источником информации соцсети, 43% – федеральные телеканалы. При этом доверие к официальным источникам стремительно снижалось – до уровня 25% по вопросам, связанным с эпидемической ситуацией.

Однако использовать эту «территорию свободы» не удалось: группы протеста стали замыкаться на самих себя, сработал известный феномен «эхокамеры», когда сходные по убеждениям сообщества слышат только своих сторонников.

«Помимо накопленного раздражения для протеста важен мобилизующий повод с сильным эмоциональным зарядом, как в Шиесе, Екатеринбурге, Москве, – поясняет социолог Мария Макушева («Платформа»). – Он должен затрагивать общезначимые ценности, символическое ядро общества. Конституция таковой на сегодня не является. Кроме того, сами по себе политические поводы обладают меньшим мобилизующим потенциалом, чем темы, связанные с безопасностью и окружающим пространством. А борьбу вокруг поправок оппозиция изначально определяла как политическую. Само общество не сводится к понятию политического – успех власти при голосовании не исключает сильных расхождений по ряду других вопросов».

Нынешнюю победу спикеры власти описывают как «триумфальную». Однако в этих оценках есть одна ловушка. Утверждение «большинство с нами, поэтому стабильность гарантирована» выглядит беспечным. Внутри «общества в целом» есть плохо изученные группы с серьезными ресурсами, которые сильно отличаются от средних значений. В критические моменты все зависит не от численного преимущества, а от возможности заряженного ядра обеспечить солидарность и координацию своих членов.

Выпала из внимания значительная (не менее 30%) часть граждан, которая отстраняется от государства: простые люди, ушедшие в личную сферу. Но в ней же большой сегмент профессионалов из высокотехнологичных отраслей, IT-сектора. Они встроены в глобальный рынок, автономны от государства, обеспечены и уверены в себе. Человек с компьютером и мозгами быстро сменит юрисдикцию – он уже находится внутри специфичного «цифрового гражданства».

В этом же ряду группа «активные горожане» крупных мегаполисов. Среди горожан накоплена негативная энергия по локальным поводам – характеру застройки, экологии, «московским бордюрам и плитке», качеству медицины. Эти проблемы могут стать катализаторами общего раздражения – местная проблема начнет выходить за свои пределы.

Слабо исследованы и настроения средних чиновников. Интервью с ними показывают, что здесь накоплен большой ресурс скепсиса, раздражения, недоверия, усталости. Чиновник давно не равен лоялисту. Эта группа формально дисциплинированна, но может как оказать критическое воздействие в пиковый момент, так и разрушать систему в рутинном порядке.

Следующая группа – сексуальные меньшинства. Политтехнологам кажется креативом раздражать ее роликами про опасности для традиционной семьи. Но эта группа есть на верхнем уровне общества, обладает потенциалом влияния и самоидентификацией. Она никак не институциализирована, но консолидированные реакции здесь вполне возможны. Или совсем численно микроскопическая величина – элиты. Здесь есть звено, которое уперлось в потолок развития внутри существующей модели. Эта часть готова стать бенефициаром перемен, использовать транзит для усиления позиций. Элиты сегодня не гомогенны, а распределены по шкале от махровых традиционалистов до скрытых революционеров.

Ни один из названных сегментов не является для власти угрозой сам по себе. Сложности могут начаться, когда они научатся объединяться.