Смертельная московская правда
Как трактовать расхождения в статистике жертв ковида
Вот уже второй раз московский департамент здравоохранения показывает чудеса открытости. «Проанализировав все случаи смерти за май, департамент открыто (sic!) публикует предварительные данные. В мае 2020 г. в Москве, по оперативным данным, зарегистрировано 15 713 смертей, что на 5715 случаев больше, чем в мае 2019 г. (9998). Если рассчитать этот показатель на основе данных последних трех лет, то среднегодовая смертность в мае составит 9914 (9935 в 2017-м, 9808 в 2018-м, 9998 в 2019-м). Таким образом, превышение смертности в мае 2020 г. составляет 5799 случаев. COVID-19 в качестве основной или сопутствующей причины смерти отмечен в 5260 случаях (92% избыточной смертности в мае). От ковида как основной причины смерти в мае умерло 2757 человек», – сообщает департамент здравоохранения.
Теперь немного арифметики. Возможно (утверждать не берусь), это самый высокий показатель смертности за месяц в новейшей московской истории. Предыдущий пик был в августе 2010 г. – тогда были жара и смог, умерло 15 016 человек, в августе 2009 г. было 8905 смертей. Так что коронавирус – самое жестокое испытание для Москвы с далеких военных времен.
Более сложное рассуждение. По данным официального российского портала о коронавирусе, в Москве от ковида всего с начала эпидемии умерло (на 10 июня) 3085 человек. В апреле, согласно этому же источнику, в Москве от ковида умерло 600 человек. Таким образом, в мае, если придерживаться логики официального российского портала, в Москве никак не могло умереть от ковида 2757 человек. (Вообще-то 5260, но непосредственная причина смерти у 2503 человек была иная, а коронавирус у них был подтвержден анализом.)
Департамент здравоохранения здраво указывает, что московская смертность (2%, если считать непосредственно ковид, и 3,8%, если все вместе) ниже, чем в сопоставимых мегаполисах мира (Нью-Йорк – 10,7%, Лондон – 22,7%, Стокгольм – 15,2%, Мадрид – 21,5%), и предъявляет этому подтверждение в (ко)виде дотошных патологоанатомических исследований. Вряд ли московские медицинские чиновники не умеют считать и не способны так же, как и я, сравнить данные – а значит, в их открытом предъявлении цифр, противоречащих федеральной статистике, невозможно не усмотреть фронду.
Хочется, ах как хочется конспирологически предположить, что московские фрондеры таким образом посылают всем имеющим начальное школьное образование сигнал: федеральные власти ошибаются, когда так решительно отменяют противоэпидемические меры! Москва вынуждена подчиняться – но берегите себя! Не идите на поводу! (Ни слова о политической обусловленности.)
Но на самом деле, конечно, разнобой в показателях связан просто с ведомственной статистикой. Федеральные официальные данные поступают по федеральной вертикали, которую открыто никто не предъявляет, Москва же ориентируется на собственную медицинскую вертикаль. И обе власти отдают себе отчет, что их данные не совпадают.
А потому – вот какая опасность мне тут видится. Перебранка в неявной форме, затеянная Москвой и федеральным центром по важному, но в конце концов второстепенному поводу, показывает, что на время эпидемии, на безлюдное время страха региональным властям пришлось осознать свою самостоятельность и важность. Опасаясь ответственности, центральное руководство, президент Владимир Путин дали регионам (а Москва – просто наиболее (ко)видный из них) на время эпидемии столько суверенитета, сколько, выражаясь старинным, еще ельцинским bon mot, они смогут проглотить.
И они проглотили – хотя, может, и не так громко, как в ельцинские времена. Какими будут политические последствия осознанной самостоятельности – увидим очень скоро, сразу после парада и голосования за новую Конституцию.
Логично предположить, что и тут Москва выступит первой.