Три ключевых компонента реформы здравоохранения

В СССР здравоохранение было мобилизационным, оно обеспечивало воспроизводство людских ресурсов, в первую очередь для ведения разного рода войн и служб тыла. Больницы, санатории и другие лечебные учреждения содержали на балансе огромные резервные мощности, такие как обновляемые запасы лекарств и других необходимых материалов, койки и проч., которые обычно не использовались, но могли быть оперативно развернуты в чрезвычайной ситуации в полноценные военизированные учреждения. Это позволяло оперативно реагировать и на эпидемии.

Кроме Минздрава СССР, в КГБ, МВД, Советской армии, МПС, ВЦСПС существовали свои системы здравоохранения, административно и финансово от него не зависящие.

После распада СССР из Минздрава было изъято ФМБА, Главное медицинское управление Управделами президента, задачи борьбы с карантинными инфекциями были переданы в Роспотребнадзор. А за Минздравом осталось обеспечение здоровьем обычных людей. Ведомственные же системы здравоохранения, обеспечивающие поддержание здоровья, изменились, но не потеряли своих функций. Кроме того, к ним добавились системы здравоохранения МЧС, Росгвардии, ЦБ, СБербанка. 

Фактическое сохранение советской системы требовало неподъемных для нового государства ресурсов, поэтому после распада СССР в России началась денационализация здоровья для обычного населения. Государство фактически передало функции поддержания здоровья самим людям, не оповестив их об этом, – мол, это теперь уже ваша забота. Вот и начались разворачиваться частные и платные подразделения в государственных учреждениях здравоохранения. Были созданы элементы страховой медицины ФОМС и ОМС.

Члены обслуживающих групп  разделились на 

- людей,  которые стали покупать услуги по поддержанию здоровья и лечению;

- людей, не принявших и не понявших новую идеологию здравоохранения и требующих от государства, чтобы все было так, как они привыкли;

-  людей, научившихся пользоваться как возможностями платного здравоохранения, так и возможностями государственных учреждений.

Модернизация гражданского здравоохранения заключалась не только в разгосударствлении здоровья, но и в реструктуризации матбазы его учреждений и организаций. Мобилизационные ресурсы были отчуждены от учреждений здравоохранения и перешли в МЧС и другие ведомства. Коечный фонд ощутимо сократился, а мобилизационная готовность практически исчезла, так как распались согласования между ее сохранившимися разноведомственными  элементами.

Именно это проявилось в реакции государства на коронавирус, когда вся тяжесть эпидемической нагрузки легла на Минздрав и Роспотребнадзор, уже не обладающих необходимыми ресурсами, а разобщенные ведомственные медицинские службы, имеющие соответствующие  ресурсы, оказались не у дел.

Проявилась и инструментальная беспомощность всей современной медицины, фактически признавшей, что ни методов, ни средств для нейтрализации инфекции у нее нет. Отказ медиков от госпитализации больных даже средней тяжести и рекомендации им заняться самолечением зафиксировали, что именно самолечение (в широком смысле), а не официальная медицина дает шанс для того, чтобы выжить. 

О реформе здравоохранения говорят много. Я же замечу вот что.

Чтобы система снова стала результативной, необходимо изменение ее идеологии с ревизией понятия общественного здоровья. В частности, сомневаюсь в тезисе об уменьшении смертности как результате от медицинских мероприятий, которым организаторы здравоохранения обосновывают увеличение финансирования. Уменьшение смертности и увеличение продолжительности жизни являются результатом многих факторов, среди которых медицина едва ли играет самую значимую роль.

Помимо часто звучащих самых разнообразных предложений нуждается в изменении риторика врачей и переход от сциентистского запугивания к иным формам доведения до сограждан медицинских знаний. Идеология, сейчас лежащая в основе их деятельности, представляет собой дикую смесь из «советскости» и дурно понятой «рыночности», которая вызывает негативную реакцию «контингента».

Официальная медицина только один компонент охраны здоровья. Второй – целительство, самолечение, гомеопатия и многие другие формы лечения, как бы к ним не относилась официальная медицина, представляют собой сложившиеся формы адаптации людей к условиям жизни. Люди, как правило, занимаются сначала самолечением, и, только если им не удается решить проблемы со здоровьем, они обращаются в организации здравоохранения. Тем более что сами врачи понимают ограниченность своих возможностей и , что уже не редкость, отправляют пациентов в церкви и к знахарям. Учреждения здравоохранения, как бы их руководители не обосновывали свою «научность» и «первичность», не могут конкурировать с практиками самолечения в пространстве обыденной жизни.

Третье. Должны оформиться мобилизационные структуры, предназначенные для нейтрализации биологических угроз всех видов, в том числе эпидемических и военных. Как показывает опыт попыток нейтрализации пандемии ковида, такие структуры эффективны в том случае, когда они международные. В пример можно привести советский опыт военной медицины, заложенной Николаем Пироговым и развитые Николаем Бурденко, он позволил решать и проблемы сортировки больных и раненых, и проблемы лечения и реабилитации разных категорий больных при чрезвычайных ситуациях и в военное время.