Как кризисы меняют роль женщин в России
Социолог Алексей Левинсон о координатах гендерной эволюцииВ раннесоветские времена много славили женщин за то, что они овладели мужскими профессиями: стали трактористками, летчицами и проч. После войны славили за то, что по необходимости, по несчастью им приходилось делать тяжелую неженскую работу. Вело ли это к достижению равенства полов? Вело ли к нему то, что женщины попутно перенимали мужские вредные привычки и манеры: пить водку, курить, материться? Пусть тот, кто знает, даст ответ.
Я в эти предпраздничные дни хочу обратить внимание на то, что женщины делали и делают в невеселые времена острых и затяжных кризисов, не выходя из своей женской роли, но расширяя ее границы. И совершают это не в порядке достижения равенства с мужчинами, но явно в связи с тем, что делают или не делают в это время исполнители мужских ролей. Я не претендую на универсальность своих заключений. Гендерные композиции очень разнообразны. Но в то же время хочу подчеркнуть, что сходные процессы и явления, как довелось слышать или лично наблюдать, проводя исследования по всей России, имеют место в очень разных культурных и социоэкономических обстоятельствах. Основные наблюдения, конечно, касаются русскоязычной городской среды.
Эта среда за последнее столетие не раз оказывалась в обстоятельствах кризиса. На глазах многих ныне живущих разворачивался кризис начала 1990-х. Коллапс государственной системы торговли, вообще распределения и снабжения продовольствием и товарами первой необходимости был одним из первых ударивших по всему городскому населению страны. Как ответило на него население? Самых массовых ответов было два. Первый – разведение огородов в пригородных зонах, а во многих городах и внутри городской черты. На этих огородах, засаженных преимущественно картошкой, потрудились все, но наибольшая часть вложенного труда – женская. Это труд бабушек, пенсионерок. Эти огороды, а значит, эти женщины, как было признано позже, спасли города от массового голода.
Второй ответ был дан челноками, людьми, вручную осуществившими массовый импорт дешевой одежды, обуви и прочего необходимого из Турции и Китая. Ими, а также теми, кто, как это тогда называлось, стоял на рынках и рыночках, продавая с рук этот товар. В обоих случаях это были преимущественно женщины средних лет. Части этих челноков помогали мужья или взрослые сыновья. Но именно женщины были инициаторами и, что особенно важно для нашей темы, носителями морального обоснования этой деятельности.
Для большинства мужчин, отождествлявших себя с государством и властью, ее институтами, после их обрушения не оставалось ничего. В итоге мужской стратегией оказывалось ожидание и претерпевание. Для женщин, отождествлявших себя прежде всего с семьей, движимых материнским долгом перед детьми, императивом и стратегией стало выживание. Женщины не стали держаться за государственное. Картошка не на колхозном, а на личном огороде и частная торговля (до 1992 г. это называлось спекуляцией и было уголовно наказуемо) – это средства выживания как частного дела. Мужчина ждал, когда государство придет на помощь, когда вновь заработает его «родное предприятие». Взяться торговать для него значило навсегда потерять в глазах окружения и собственных свой статус квалифицированного рабочего (пролетария), тем более – специалиста. Женщина же вне зависимости от своего статуса бралась за любую поденную работу и мелкую торговлю. Объяснение – она это делает как мать ради своих детей – ее охраняло. (Тогда и для мужчины мотив помочь жене таскать клетчатые сумки с китайским барахлом оказывался приемлемым. Разумеется, нашлись мужчины, которые именно в эти годы пошли в бандиты или развернулись как предприниматели, завели свой бизнес. Но для большинства это было немыслимо с точки зрения их советско-государственнических ценностей и норм.)
Объяснение этой гендерной асимметрии в области деятельности лежит в том, какова концепция общества, власти и человека. Ограничусь здесь тем, что мы знаем про нашу страну и ее историю. Российская социал-демократия – до того как стала правящей силой – уделяла (вслед за европейской) большое внимание так называемому женскому вопросу. Став правящей и государственной, она начала многое делать для так называемого освобождения женщины. Но моделью свободного человека в идеологии того времени служил победивший пролетарий, т. е. мужчина-рабочий. Из пролетариев согласно этой же идеологии складывался класс, осуществлявший свою, как это прямо говорилось, диктатуру. Именем этого воображаемого класса пролетариев (значит, мужчин) была создана государственная власть. Она стала освобождать женщину «от оков семьи, быта». Многое было достигнуто на этом пути, но оказалось, что надо все-таки оставить семью, детей на ответственности женщин. Так создалась существующая до сих пор связь мужчины прежде всего с государственными структурами и их интересом и связь женщины скорее с частной семейной жизнью и ее интересом.
«Лихие» 90-е прошли. Сегодня страна переживает не острый кризис, а затяжную рецессию. Переопределение гендерных ролей происходит в разнообразных и множественных формах. Для женских ролей в русскоговорящих частях страны сегодня предъявляются полярные образцы – как те, которые предлагает ислам (в том числе радикальный), так и те, которые предлагает феминизм (и тут есть радикальная версия). По другой оси это демонстрируемые телевизором примеры то показного благочестия, то столь же показного бесстыдства. Однако осевое движение женского российского начала не в этих координатах. Оно в обретении пусть вынужденной, но уверенности, что, пока мужчины определяются и все не могут определиться с их державно-государственными делами, самое главное в жизни, в настоящей жизни, делается и будет делаться женщинами. Мужчины главным качеством женщин считают красоту (т .е. женщина – объект, скажут феминистки). А сами женщины России среди своих качеств на первое место ставят заботливость. Это значит, что российская женщина в собственных глазах безусловно субъект, но такой, который отдает себя другим – семье, детям. Ну и тем же мужчинам.
Автор – руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»