Россия без Белоруссии

Еще за две недели до президентского послания многие эксперты рассуждали о возможности объединения России и Белоруссии как о вполне реальном способе решения Владимиром Путиным проблемы сохранения власти после 2024 г. Теперь, после обнародования планов изменения российской Конституции, этот вариант кажется менее актуальным, но тем не менее и теперь находятся эксперты, которые называют среди адресатов путинского послания и белорусского президента Александра Лукашенко. Эти версии опираются в том числе на уверенность, что в России Белоруссию любят. Присоединится, вольется, и не только проблема-2024 будет решена, но, может быть, и второй Крым выйдет. Ведь Крым – это такая находка!

Лихое отнятие Крыма у Украины и присоединение его к России поддержали в марте 2014 г. почти 90% жителей России, и сразу те же почти 90% одобрили действия Путина. Может быть, и сейчас президентский рейтинг был бы на той же заоблачной высоте, но президент подписал в 2018 г. новый пенсионный закон, и рейтинг упал. К марту 2019 г. он оказался ниже крымского триумфа почти на 20 пунктов. Все знают, что рейтинг упал, а все ли знают, что поддержка присоединения Крыма оставалась такой же, какой была, все эти пять с половиной лет? А это так – и это один из признаков того, что принятое тогда моментальное решение взять Крым оказалось историческим.

Историческим его надо назвать по двум причинам. Первая выходит из того, какую важность представляло это событие для россиян. Они праздновали его как великую победу, и многие соотносили ее с Великой Победой 1945 г. Пусть мы не считаем, что это события одного исторического значения, но социологически они стоят рядом. Они, и только они, являются символами, которые еще способны собрать поддержку почти всей России, продемонстрировать символическую солидарность российского общества, притом солидарность вокруг главного лидера как символа этих побед, будь то Сталин или Путин.

Все появившиеся потом объяснения, зачем России нужен Крым и каковы ее права на эту землю, в момент, когда те самые почти 90% населения возликовали, не были для них важны. Как не раз показывали наши опросы, политическое значение, которое тогда придали россияне присоединению Крыма и которое они продолжают видеть за ним и теперь, вот какое. Мы не раз говорили об этом, но это надо повторять и повторять: для российских граждан важнее всего то, что весной 2014 г. Россия (под руководством Путина) повела себя так, как сочла для себя нужным. Да, она нарушила международные законы и обязательства, но главное – она пошла против воли великих держав, прежде всего Америки. Если она посмела это сделать, а великие державы не посмели ей возразить, значит, она тоже великая держава. А вернее – она опять великая мировая держава, как Советский Союз.

Когда-то Путин назвал развал СССР величайшей геополитической катастрофой XX в. Какой бы он ни вкладывал смысл в эту формулировку, российское общество было согласно с тем, что потеря статуса великой державы была удручающим событием. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, надо принять к сведению, что две трети того же населения, что тосковало о великой державе, как это ни парадоксально, одновременно заявляли, что предпочли бы жить не «в огромной стране, которую уважают и побаиваются другие страны, а в маленькой, уютной и безобидной стране». Неужели они все захотели уехать из России в какую-нибудь Данию? Нет, это их мечта видеть саму Россию такой. Это переведенная на язык сентиментальных ценностей социальная утопия, нереализованная политическая идея конца 1980-х – начала 1990-х: войти в европейский дом, построить у себя порядок типа шведского, где у всех, кто хочет, есть свое дело, где обо всех заботится социальное государство, где живут спокойно и с достоинством. Но уже к середине 1990-х нам показали, что такой идиллии ждать не стоит. Мы застряли в тоскливой неопределенности, мы пытались стать энергетической superpower, мы пугали мир мюнхенскими речами и проч., но это все не то. Тем временем у нас вырос какой-то совсем не шведский, очень некрасивый госкапитализм. Предпринимателям всех уровней, возжелавшим было жить с достоинством, как западные бизнесмены или русские купцы, силовики быстро показали, что этого не будет. Рабочие с закрывшихся заводов разбрелись кто в таксисты, кто на автосервисы. Стало скучно, строй стал вызывать уныние, власть – раздражение. На Запад вместо нас подалась Украина. Мы остались ни с чем: ни коммунизма, ни демократии. Это ли не катастрофа?

И тут на тебе, прямо как салют: Крым наш! На место личных неудач и прозябаний – одна общая на всех удача. Мы не слабее их! Великие опять, что захотим, то и сделаем. Не нравится? Можем повторить! С этими чувствами россияне спокойно просидели в моральной и экономической полублокаде долгие четыре года. Тогда открылось второе историческое значение крымского поворота. Россия под руководством Путина не просто в некий момент противопоставила себя чуть ли не всему миру. Своим международным партнерам она дала понять, что перед ними та же страна, что когда-то рядилась в «жандарма Европы», что вторгалась в Финляндию в 1939-м, в Чехословакию в 1968-м, в Афганистан в 1979-м, в Грузию в 2008-м. А они в ответ и тогда, и теперь слали только осуждения да санкции. И что? Те же две трети, а то и три четверти россиян говорят: санкции стерпим, но будем стоять на своем. А осуждения мы понимаем так: если враг тебя ругает, значит, ты прав, а если тебя опасаются – это значит, тебя уважают. Словом, после Крыма пришло ощущение: Россия вернулась к себе, в свою историческую нишу, нишу державы. Свой род уютности есть и в ней. И у нее были и есть особые державные элиты, которые тем и живут: чем больше врагов и угроз снаружи и внутри, тем они главнее, тем нужнее их армия и гвардия. Они заняли нужные им позиции и готовят всех к тому, что так будет всегда.

Однако и у них есть проблемы. Во-первых, их многовато даже для такой большой страны, как наша, поэтому между ними регулярно возникают ссоры – кто главнее. Во-вторых, при том что они себя считают стоящими выше любых всеобщих законов и правил, они думают, что народу все же нужна видимость их соблюдения. А здесь есть сложность с 2024 г. Тут, очевидно, и подумали про Белоруссию: мол, это и для них выход, и народу будет любо.

«Левада-центр» решил проверить – вдруг эти надежды не беспочвенны, – задав вопрос о том, как должны строиться отношения России и Белоруссии. Но оказалось (см. график), что, хотя народ российский считает свою державу великой, больше он ее увеличивать – за счет Белоруссии – не хочет, вариант ответа о вхождении Белоруссии в состав России выбрали только 10%. А Белоруссии, вероятно, большинство желает быть той самой «маленькой, уютной и безобидной страной». Раз уж у нас стать такой не получилось.

Автор — руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»