Как власти Ирана разожгли новый вид протеста
Журналист Никита Смагин об экономической подоплеке недовольства и его политических последствияхПосле повышения цен на бензин 15 ноября Иран охватили ожесточенные протесты, которые продолжались не меньше недели. Власти приняли целый ряд мер для нормализации ситуации, в том числе отключение интернета в стране и выделение финансовой помощи гражданам. Страна не в первый раз сталкивается с масштабным протестом, однако в этот раз ситуация несколько отличается от большинства прежних массовых выступлений.
В борьбе с дефицитом
Политика «максимального давления», которую инициировал президент США Дональд Трамп, серьезно ударила по экономике Ирана. В текущем году МВФ прогнозирует сокращение реального ВВП на 9,5%, при том что и в 2018 г. было зафиксировано падение на 4,8%. Экспорт нефти из-за санкций США в мае 2019 г. составил 0,4–0,5 млн барр. в сутки, тогда как в апреле 2018 г. этот показатель достигал 2,5–2,6 млн барр. При этом продажа углеводородов обеспечивала 30–40% поступлений для государства, в результате власти оказались в ситуации острого дефицита бюджета.
Решить денежную проблему можно двумя способами: нарастить доходы или сократить расходы. В условиях нынешней стагнации эксперты советуют правительству не повышать налоги на иранский бизнес, поэтому логичным стал выбор в пользу сокращения социальных программ. Одной из главных составляющих госполитики по поддержке населения страны традиционно были субсидии на топливо. Последние годы правительство сохраняло цену на бензин в размере 10 000 иранских риалов ($0,08 по текущему рыночному курсу) за литр. 15 ноября было объявлено, что рыночная цена увеличивается сразу в 3 раза до 30 000 риалов ($0,25).
Причины принятия такого решения достаточно ясно изложил президент Ирана Хасан Роухани. Прежде всего, субсидии на топливо требуют огромных средств, которых в условиях сокращения нефтяных поступлений у правительства нет. Кроме того, низкая стоимость бензина становится причиной неэффективного потребления энергоресурсов. Наконец, такая политика порождает контрабанду, поскольку, купив бензин за 8 центов, его можно продать во много раз дороже в соседних странах. Правительство напомнило, что цена литра бензина в Иране не менялась уже четыре года и остается одной из самых низких в мире. Кроме того, для смягчения эффекта введены льготы: каждый гражданин может купить 60 л топлива в месяц по цене 15 000 риалов ($0,12). Однако все эти аргументы не произвели особого впечатления на население. Когда состояние экономики Ирана стремительно ухудшается из-за действий Трампа – это еще можно объяснить населению. Но понять простому иранцу, почему его собственное правительство в столь сложный момент, когда реальные доходы людей и так падают, бьет по самому больному, – нет.
Непростой протест
Все началось еще в декабре 2017 г. Тогда незначительный повод – повышение цен на яйца – привел к началу интенсивных протестных акций по всей стране, которые продолжались около двух недель. Выход людей на улицу не редкость для Ирана. В среднем массовые акции случаются раз в 5–7 лет, а локальные протесты происходят не по одному разу в год. Однако выступления декабря 2017 – января 2018 г. имели качественные отличия от того, что было прежде.
Во-первых, необычным было то, что в авангарде оказался не Тегеран, а регионы. Во-вторых, протесты носили не политический, а подчеркнуто экономический характер – люди выступали против высоких цен. Поэтому совершенно иным был и социальный состав протеста – бунтовал не средний класс, а самые бедные слои населения, традиционная база электората консерваторов и основа поддержки Исламской Республики. Наконец, менялась форма: вместо многотысячных демонстраций в столице теперь на улицу по всей стране выходили небольшие, но решительно настроенные группы людей, которые не боялись вступать в столкновения с силами безопасности.
В ноябре 2019 г. протест почти зеркально повторял зимние акции двухлетней давности с одним ключевым отличием – заметно возрос масштаб. Если тогда власти объявили об участии в протестах около 40 000 человек по всей стране, то в этом году – и это официальные сообщения – уже 130 000–200 000. Обе цифры, вероятно, занижены, но показательно соотношение числа участников – рост минимум в 3 раза. Официальные данные о погибших пока не представлены, но, судя по информации сторонних источников, речь идет как минимум о нескольких десятках убитых. Таким образом, события ноября 2019 г. могут стать рекордными выступлениями по числу погибших в современной истории Ирана.
Протест совсем не похож на «Зеленое движение» 2009 г., когда в знак несогласия с результатами выборов в одном Тегеране на улицы выходило по несколько сотен тысяч людей ежедневно, которые мирно скандировали лозунги и жгли фаеры. Теперь речь идет о группах в несколько десятков или сотен человек, которые спонтанно появляются по всей стране, поджигают заправки и банки и могут первыми напасть на полицию. Это протест бедных людей, доведенных до отчаяния.
Купирование угроз
В публичном восприятии иностранцами современный Иран зачастую ассоциируется с шариатскими судами и обязательным ношением хиджаба. Однако исламские законы и дресс-код – это скорее символы идеологической рамки, в то время как с содержательной точки зрения Исламская Республика – это скорее про социальную справедливость. Именно в поддержке угнетенных классов (перс. – араб. «мостазафин») заложен один из главных ответов на вопрос, почему пришедшему к власти духовенству удается сохранять ее уже около 40 лет.
Иранская элита в целом понимает характер проблемы. Не случайно уже через два дня после начала протестов правительство заявило о намерении выплачивать ежемесячно пособие «самым пострадавшим от повышения цен на бензин слоям общества» в размере от $5 до $18 на домохозяйство. Президент и другие члены кабинета в своих выступлениях делали особую ставку на то, что помощь будет выделяться не всем, а только самым нуждающимся, каких, впрочем, насчитали 60 млн человек, т. е. 75% страны. Иными словами, власть пыталась снизить негативный эффект от фундаментальной проблемы – потери у большинства населения ощущения того, что это государство борется за идеалы социальной справедливости.
С технической точки зрения Тегеран хорошо готов к купированию протестной угрозы, что было продемонстрировано и в этот раз. Полиция и Корпус стражей исламской революции вместе с полувоенным ополчением «Басидж» насчитывают не меньше 2 млн человек, и все они готовы применять силу против протестующих. Кроме того, в «боевых условиях» был опробован «национальный интернет», в рамках которого вся страна в течение нескольких часов была наглухо отключена от глобальной сети. При этом основная иранская инфраструктура задета не была: продолжили работать банковские ресурсы, приложения с заказом такси и еды, сайты местных СМИ и сервисы по продаже билетов. Никто не рассматривал такую меру как постоянную, и через неделю доступ к интернету начали постепенно восстанавливать по всей стране. Финансовая помощь населению в совокупности с решительными действиями служб безопасности и изоляцией населения от соцсетей и мессенджеров принесли свои результаты – через несколько дней после начала протесты постепенно пошли на спад.
Очевидно, что иранские власти сегодня, как и прежде, обладают достаточными компетентностью и гибкостью для управления рисками безопасности с помощью разноплановых методов. Иными словами, фундаментальная угроза для действующей власти в ближайшие пару лет не прослеживается. В то же время ожесточенность и маргинализация протестов, а также их изменившаяся социальная база несут угрозы нового рода. Углубление отчуждения бедных слоев обществ от власти грозит появлением локальных очагов нестабильности в различных частях страны.
Начиная с 1990-х гг. Иран сумел обеспечить стабильность и безопасность на всей территории в весьма непростых условиях. Последние десятилетия в регионе он выглядел как большое исключение на фоне Ливана, Афганистана, Пакистана, Ирака, Сирии и даже Турции. Иностранные туристы, как правило, серьезно удивляются тому, что, за исключением ряда приграничных районов, по всей стране можно свободно путешествовать, не опасаясь последствий. Однако эта радужная картина может измениться, если тенденции, которые выявили нынешние протесты, сохранятся. Да, события ноября 2019 г. не угрожают существованию Исламской Республики, но могут серьезно повлиять на стабильность ситуации в стране.
Автор — корреспондент ТАСС в Иране