Сахар, нефть и другие экономические наркотики

Цены на нефть начали падать, но ископаемое горючее продолжает двигать мир. Ученые уже 50 лет подряд предупреждают о климатической катастрофе, но сжигание углеродного топлива растет с каждым десятилетием. В России говорят о нефтяной игле – ископаемой энергии как экономическом наркотике; в Америке о карбонизме – ставке на углероды как новой религии. Так ли нова эта вера, и правда похожая на опиум для народа? Рассмотрим исторические примеры.

Равновесие между спросом и предложением – основа экономики. Вы производите сырье или товар, например соль, и продаете его. Но человек не будет покупать больше соли, чем готов съесть. Потребляя соль, он достигает насыщения, и товар ему больше не нужен. Вы можете рекламировать соль и так и этак, но потребитель купит новый пакет тогда, когда кончится старый. Производство ограничено потреблением, и больших денег вы на этом не заработаете. Это плохая новость, но есть и хорошая: существуют такие виды сырья и товаров, потребление которых не вызывает насыщения. Нет тут и равновесия между спросом и предложением; на спрос можно влиять множеством способов, увеличивая прибыли. Таков, например, сахар: чем больше человек потребляет его, тем больше ему хочется. Только такие виды сырья, как сахар, хлопок, нефть, достигали по-настоящему бурного роста – например, удваивания добычи каждые 10 лет.

Разные качества соли и сахара лучше всего видны в их сопоставлении. Соль всегда была с людьми, без нее невозможна жизнь; сахар – очень позднее приобретение. Производившаяся множеством мелких предприятий, не способных противостоять государству, соль почти везде становилась предметом государственного контроля. Наоборот, торговля тростниковым сахаром создавала столь большие состояния в колониях, что сама государственная машина стран-метрополий оказывалась под контролем сахарозаводчиков. Соль, как сегодня уголь, редко перевозили на большие расстояния; наоборот, сахар, как нефть, возили через океаны, и большая часть прибыли оставалась у купцов-перевозчиков. Крошечные острова Вест-Индии, например Барбадос, порождали финансовые потоки, сопоставимые со всей империей. Их представители контролировали британский парламент, становились премьер-министрами или мэрами Лондона. Аддикция к сахару сочеталась с его концентрацией; первая поощряла рост, вторая позволяла устанавливать монопольные цены.

Сахар – пример аддиктивных, или наркотических, видов сырья. Человек или страна могут потреблять их неограниченно, почти бесконечно. Рост предложения вызывает еще больший спрос внутри той же популяции потребителей. Тут не спрос определяет предложение; все наоборот – производство стимулирует потребление. Изучая связь между производством и потреблением, экономисты говорят об эластичности: если производство товара быстро растет вслед за повышением спроса, то эластичность этого производства высокая. В противоположных случаях, когда потребление растет вслед за предложением, стоит говорить о наркотичности спроса.

История знает много таких наркотиков – слабых или сильных, но массовых и бесконечно выгодных: кроме сахара и производимого из него алкоголя, это табак, кофе, чай, шоколад и, наконец, опиум. В течение трех столетий эти наркотические снадобья составляли самую большую группу товаров в международной торговле. Сейчас это трудно себе представить, но в ту сладкую эпоху назначение Америки виделось в снабжении Вест-Индии; на Карибских островах было больше кораблей, чем в американских штатах. Ради сахара терпели рабство, на нем отрабатывали принципы меркантилизма. Когда сахар стал доступен средним классам и даже городской бедноте, он перестал ассоциироваться с богатством и властью. Но он сохранил связь с наслаждением (в некоторых языках, например русском, это слово однокоренное со словом «сладость»). Вместе с дешевыми подделками под восточную роскошь – фарфоровыми чашками, хлопковыми скатертями, мягкой мебелью – сахар играл первостепенную роль в формировании буржуазного образа жизни. В 1660 г. была зарегистрирована английская Компания Восточной Индии; столетиями она была самым большим работодателем империи. Компания собирала чай в Индии на 2 млн акров, и в этом деле было занято более миллиона человек. Потребление сахара росло быстрее снижения цен. Чай с сахаром пили все – от королевской семьи до беднейших крестьян, участвовавших в хлебных бунтах. Понятно, что чем дешевле была марка чая, тем больше этот напиток был похож на горячий раствор сахара. В это время качество питания англичан ухудшилось; миллионы людей вели полуголодное существование, запивая его сладким чаем.

Благодаря рабству на плантациях и защите от пиратов, которую взяло на себя государство, сахар в Европе дешевел. Включение сахара, табака и чая в общедоступную диету вело к зависимости крестьянских семей от привозных товаров и в конечном итоге к новой мотивации труда, разрушавшей крестьянское хозяйство. Спускаясь вниз по социальной лестнице, бывшие предметы роскоши – сахар и другие колониальные товары – подрывали старую модель натурального хозяйства, которое работало на привычный уровень потребления по модели соли. Аддиктивность сахара, чая, кофе, шоколада и алкоголя вела к нехватке денег, к необходимости работать больше, искать подработки на стороне, включать в работу женщин и детей, которые тоже любили сладости.

Связывая сахар и чай с британским доминированием, властители континентальной Европы боролись с ними, как могли. Одни пытались захватить новые колонии, чтобы те конкурировали с британскими; другие искали пути импортозамещения. В 1747 г. один берлинский алхимик обнаружил, что из свекольного сока тоже можно выпарить сахар. Опыты по селекции новых сортов свеклы поддержал Фридрих Великий, а потом и Наполеон. Цены на сахар рухнули. Теперь Британская империя затеяла войну с независимым Китаем, чтобы поддержать торговлю индийскими чаем и опиумом. Производство опиума в Индии росло, рос и спрос в Китае; в течение XIX в. количество наркоманов там увеличилось до 10 млн. Остановить этот рост могло только китайское государство; терпя военные поражения, оно отступало, и спрос продолжал расти.

Аддиктивные субстанции связаны с энергией. Это та обманчивая энергия, которую сахар дает телу, а нефть – водителю, любящему быструю езду. Потребление аддиктивного сырья растет, даже если индивидуальные дозы стабилизируются; потребность в нем распространяется по социальной группе со скоростью эпидемии. Сахар, чай, кофе, табак, алкоголь, шоколад, опиум и, наконец, ископаемое: дорогие и привлекательные, они все сначала становились достоянием аристократической элиты; потом дешевели, спускаясь по социальной лестнице, но сохраняли свои аддиктивные качества. Такие виды сырья человек готов потреблять охотно и неумеренно – с тем самым аппетитом, который приходит во время еды. Полезные свойства этих субстанций часто были преувеличены или вовсе вымышлены; главным и вполне реальным их качеством была способность вызывать привыкание, зависимость. Нефть дает горючее, а оно – скорость, одну из ценностей современной жизни. Подобно сахару, табаку или опиуму, горючее – наркотик: чем его больше потребляешь, тем больше жаждешь. Без государственной регуляции, скорости неминуемо становятся выше, автомобили – больше, дороги – опаснее, воздух – хуже, прибыли – выше. Может ли предотвратить катастрофу критическое обсуждение карбонизма или нефтяной иглы?

Разговоры важны, потому что – до некоторой степени – аддиктивность сродни плацебо: это предмет соблазна, рекламы, культурного конструирования. Налоги и высокие цены снижают наркотичность продукта; мода или реклама способны увеличить ее. В сочетании с географической концентрацией, благоприятствующей монопольным ценам, наркотическая зависимость обеспечивала экономический рост, став основой для неслыханных богатств. Но исторический опыт показывает, что всякий раз этот рост упирался в пределы, поставленные людьми или природой.

Автор — профессор истории в Европейском университете во Флоренции, автор книги «Природа зла. Сырье и государство»