Чем опасны игры с аффектами на месте публичной политики

Протесты прошедшего лета – это протесты людей здравомыслящих и трезвых: креативного класса, передовой части общества. В этом протесте видны два мотива. Первый связан с конкретными нарушениями избирательных прав, с демонстративным насилием карательных органов и произволом судебных преследований. Второй основывается на ясном понимании того, что государство и общество движутся в ложном направлении. Здравомыслящие люди – это всегда меньшинство. В современной России оно обладает развитым правовым сознанием и высоким уровнем политической культуры, рассматривает государство как сервис по обеспечению общего блага, а политическое участие граждан – как активность совершенно необходимую, но исключительно в законных формах.

Здравомыслящему меньшинству противостоит другое меньшинство – правящее. Последнее владеет государством как своей собственностью и имеет возможность задействовать его ресурсы для достижения любых своих частных целей, например используя правоохранительную систему как репрессивную. В этом нет ничего нового и удивительного: такое положение дел на протяжении столетий было общим правилом, отход от которого происходит в ходе суровой и длительной борьбы простолюдинов за эмансипацию. Если увидеть эту борьбу как движение прогресса, в ходе которого была сформирована модель либеральной демократии западного типа, эффективность которой в деле организации общественной жизни, совмещающей прогресс, свободы, благосостояние и широкий консенсус, трудно отрицать, то становится понятным недоумение, которое испытывают здравомыслящие люди, наблюдая реалии российской жизни. В самом деле, зачем следовать худшему, имея перед глазами разнообразный опыт лучшего? Этот взгляд на вещи с позиции здравого смысла, но вместе с тем и несколько технократический объясняет содержание и тональность протеста: от избирательных комиссий требуют соблюдения закона о выборах, от судов – справедливости и правосудия, от полиции – защиты прав и свобод, а от власти в целом – эффективной работы по обеспечению общего блага. Здравомыслящие люди хорошо понимают, с какими силами они вступили в конфликт, но первым шагом в отстаивании своих прав всегда становится обращение к власти, призыв вступить в диалог, в котором существование режима под вопрос не ставится. Но все меняется, когда в ответ на легальный протест разворачиваются репрессивные меры.

Это столкновение происходит перед лицом партии «86%», которая не может позволить себе здравомыслия то ли в силу дефицита знаний и культуры, то ли в силу страха перед властью, либо же по обеим этим причинам. Коммуникация власти с «86%» замысловата. Нельзя допустить, чтобы «86%» почувствовали себя коллективным субъектом политики и решили, что могут влиять на свою судьбу. Поэтому нормальная обратная связь – собственно демократические процедуры – блокируется и замещается, во-первых, скрытыми мероприятиями (наблюдениями, замерами, информационными вбросами и провокациями), во-вторых, пропагандистской работой, задача которой не убеждать и не информировать, но манипулировать аффектами и их имитацией. Держа за спиной, а иногда и публично демонстрируя инструменты силового воздействия, власть дает понять, какой аффект должен явиться по тому или иному случаю, и гражданам, желающим быть лояльными, остается его демонстрировать, независимо от того, испытывают они его или нет. Когда, например, «продают» неперсонифицированные угрозы (терроризм, экстремизм), звучит нижняя нота – страх; когда указывают на врага (Америка, НАТО – весь Запад, «киевская хунта») – средняя, гнев; когда возникают образы вождя (Путин), победы и могущества (Россия – сверхдержава, Крым, Сирия, парады и мультфильмы с ракетами) – верхняя, довольство. Обывателю не стоит больших усилий слегка возбудиться или же изобразить нужное состояние, особенно перед лицом тех «малых» начальственных сил, от которых он повседневно зависит. Но что значит впасть в аффект или разыграть его?

В структуре аффекта присутствуют фактическое содержание (относящееся к прошлому, настоящему или будущему), понимание альтернатив развития событий, перспектива практических действий, а также побуждение реализовать их и достичь некоторого желаемого положения вещей. Так, угрозу, сулящую неприятности в будущем, надо персонифицировать и отвратить; вновь распознанного врага – изучить и начать с ним бороться/соперничать; обретя основания для довольства, нужно понять, как они возникли, как их сохранить и преумножить. В нормальной ситуации аффекты довольно быстро выгорают – разрешаются в активности, в действиях. Россияне же наслаждаются сегодня «стабильностью», т. е. состоянием, когда издержки от насущно необходимой трансформации режима кажутся обществу превышающими выгоды от нее. В этой ситуации опасно что-либо трогать, поэтому нужны не сами аффекты, а их сниженные, усеченные формы, в которых триада страха, гнева и довольства принимает вид перманентной готовности демонстрировать патологические состояния истерики, обиды, кликушества и восторга, не предполагающие никаких действий и никакой активности. Партия «86%» хорошо натренирована выдавать все названное и гибко реагирует на смену предметов аффектации и ее характера. Только вот радости от игры в такой театр, кажется, никто уже не испытывает.

Будущее протестного движения людей здравомыслящих не видится мне успешным в том числе и в связи с описанной доминирующей схемой коммуникации власти с обществом. Митинги и демонстрации, как и голосование на выборах, – это законные формы политического высказывания, и протестующие его осуществили корректно и убедительно. Ответ был асимметричным, предложение вступить в политический диалог проигнорировано, запущены точечные показательные репрессии. Поводы еще раз обратиться к власти, несомненно, возникнут, но не видно никаких причин, по которым ответ окажется иным. Если диалог не происходит и невозможно принудить к нему оппонента, а вы хотите оставаться в поле закона, то придется отступить. Иными словами, протест здравомыслящих людей спадет, по крайней мере на некоторое время.

Основания же для протеста сохраняются и в силу неизбежной динамики развития режима умножаются, затрагивая все больше людей из разных слоев общества. Достоинством в той или иной мере обладает каждый, современная конкуренция индивидуумов и обществ ставит вопрос о личном и национальном престиже всегда в контексте прав, свобод и модернизации. И не владея уверенно этими понятиями, не так уж трудно уяснить место своей страны в мире и свое место в ней, оценивая динамику своего благосостояния и степень своей зависимости от произвола любого, кто имеет над тобой власть. От потерпевших неудачу здравомыслящих и настроенных на диалог граждан протест перейдет к носителям иных установок. Все меньше он будет подпитан рациональными доводами, и доминировать в нем будут аффекты, представляющие собой инверсию тех состояний, которые испытывают или разыгрывают сегодня «86%». Здравомыслие и трезвость обладают тем преимуществом, что исключают героический революционный энтузиазм, фанатизм, тотальный нигилизм, яростный гнев, жестокость и кровожадность, тем более явленные коллективно. Разумные и ответственные люди ко всему подобному относятся с подозрением, а исторический опыт на множестве примеров показывает им, какие печальные последствия могут проистекать из сильных идей и эмоций, овладевших не то что массами, а хотя бы и меньшинствами. Годы же игнорирования разума и культивирования патологических аффектаций привели к тому, что сегодня россияне ловко управляют своими состояниями как знаками в коммуникации с властью, тогда как другими формами такой коммуникации могут не владеть вовсе. В случае возникновения конфликта, стороной которого вдруг окажется какая-то часть большинства, дискурсивно он будет развернут именно в терминах аффектов, теперь уже подлинных и полных, блокирующих здравомыслие и трезвость, выпускающих на волю раздражение и разочарование в том числе и новых, непоротых и непуганых поколений, которые не представляют себе, что такое публичная политика и политический диалог.

Способен ли российский режим предотвратить или подавить этот гипотетический новый протест? Думаю, что ни то ни другое. Внезапное и бурное развитие протеста может стать следствием случайности или эксцесса исполнителя. Для этого сейчас созданы все условия, и если произойдет условное «9 января», то именно пропагандистские воздействия на общество с целью оправдать власть приведут к радикальному возрастанию общего возбуждения, к нейтрализации рационального и к массовой стремительной инверсии целевых аффектов пропаганды в их противоположности. На месте негативного и вялотекущего (тревога, обида, зависть, раздражение, бессилие) явится позитивное и интенсивное (бесшабашная лихость, месть, злость, неуемный нигилизм). Этот накал страстей сделает неэффективным и силовой ресурс: низовые звенья исполнителей перед сильным эмоциональным посылом протеста обычно пасуют, и первый же случай уклонения отряда полицейских или гвардейцев от столкновения с демонстрантами вызовет цепную реакцию и парализует карательную машину.

Нынешняя модель власти в России, как мне кажется, не способна и к обратной динамике, в частности к возрождению публичной политики с развертыванием дискурса общего блага, справедливости и правового порядка. Явный запрос на нее предъявляет только игнорируемое здравомыслящее меньшинство, а партия «86%» если и предполагает политические изменения, то не на пути дискуссий, а в виде стечения обстоятельств, милости вождей или стихийного «прямого действия». Это значит, что работа с аффектами будет продолжаться прежним порядком. Такой инструмент управления обществом на определенном этапе может быть эффективным, но есть ситуации, в которых последствием его применения может стать полная неуправляемость, которая многократно повышает риск негативного развития любого социально-политического изменения.

Автор — философ, преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге