Как и почему свергли Никиту Хрущева

14 октября 2019 г. исполнилось 55 лет со времени вынужденной отставки первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева – одного из самых противоречивых деятелей советской эпохи. Он был человеком, сделанным революцией: крестьянский сын, нищее детство, ранняя работа на угольных шахтах в Юзовке (будущем Донецке), участие в революции и гражданской войне, членство в партии с 1918 г. Его стремительный взлет по партийной лестнице начался тогда, когда он в 1929 г. поступил в Промышленную академию в Москве, где в то же время училась Надежда Аллилуева – жена Сталина. В 1931 г. он стал первым секретарем Бауманского райкома и, последовательно проходя по ступенькам партийной карьеры, уже в 1935 г. – первым секретарем Московского горкома, в 1948 г. – первым секретарем ЦК компартии Украины, кандидатом, а через год – членом Политбюро. В войну он был на фронте, пережил тяжелейшие поражения на Украине в 1941 г., участвовал в боях в Сталинграде. С 1944 г. – снова на Украине, а с 1948 г. был переведен в Москву.

Хрущев входил в ближний сталинский круг, был участником встреч-застолий на сталинской даче. Весь этот биографический перечень – свидетельство его незаурядного умения выживать, несомненной организационной талантливости и политической небрезгливости. За ним тянулись обвинения в увлечении в молодости троцкизмом, участии в репрессиях в Москве и на Украине, преследовании униатов и католиков на Украине – впрочем, похожие биографии были у всех соратников великого вождя.

После смерти Сталина Хрущев, первый секретарь ЦК КПСС, стал одним из трех самых главных людей страны вместе с председателем Совмина СССР Георгием Маленковым и министром внутренних дел СССР Лаврентием Берия. В 1953–1957 гг. в искусной политической борьбе он победил своих соратников, став в начале 1958 г. во главе и партии, и государства – первым секретарем ЦК КПСС и председателем Совмина СССР. Попутно он отобрал лавры защитника крестьянства – у Маленкова, сторонника широкой реабилитации – у Берии, посмертную антисталинскую риторику – у обоих; выгнал из власти, расстрелял, сослал, исключил из партии тех, кого он считал своими потенциальными противниками. Под раздачу попал и маршал Георгий Жуков, дважды – в 1953 и 1957 гг. – поддерживавший Хрущева: сначала против Берии, а позже против Маленкова и его сторонников. Жукова отправили в отставку, обвинив в «бонапартизме». 1953–1957 гг. – это тот период в истории нашей страны, который мог бы послужить основой не одному политическому детективу!

В исторической памяти остается доклад Хрущева на ХХ съезде с политическим осуждением Сталина (правда, основная волна реабилитации пришлась на время до ХХ съезда, а термин «оттепель» как характеристика послесталинского времени возник в 1954 г., после публикации одноименной повести Ильи Эренбурга). Ему удалось добиться политического осуждения Сталина и «культа личности». Хрущев искренне, убежденно верил в победу коммунизма в нашей стране и во всем мире. Его вера в прогресс, в науку, в марксизм-ленинизм как высшее воплощение науки была безгранична. Переделать колхозы в совхозы, крестьян – в сельскохозяйственных рабочих, отобрать скот у жителей рабочих поселков и городов – все это необходимо, чтобы предотвратить указанную еще Лениным мелкобуржуазную угрозу, религия как вредная идеология должна быть искоренена, необходимо осудить буржуазное мировоззрение, которое проползает в нашу страну через незрелых политически писателей, художников и поэтов. Для политических инакомыслящих в Уголовный кодекс в 1960 г. вводится ст. 70, устанавливавшая наказание за «распространение <...> клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы такого же содержания».

Он верил во всесилие науки, при нем официальным лозунгом стала переиначенная ленинская фраза, что коммунизм есть советская власть плюс электрификация и – хрущевское – химизация всей страны. Но Хрущев верил именно в науку, а не в ученых. Поэтому он попытался разогнать Академию наук, что, впрочем, не удалось; выговаривал академику Сахарову, что не его дело – оценивать целесообразность атомного оружия. Его, Хрущева, уверенность была основана на том, что марксистко-ленинское учение дает гораздо более верное понимание будущего. Он искренен в своей крестьянской бесцеремонности в победе коммунизма во всем мире, заявляя американской аудитории, что мы вас (капиталистов), закопаем. Если государству в СССР предстоит отмереть при коммунизме, то уже сейчас следует создавать институты будущего – народные дружины для охраны правопорядка, бригады и предприятия коммунистического труда... Апофеозом веры в коммунизм стала принятая в 1961 г. на ХХII съезде КПСС новая программа партии. «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизма», – закончил Хрущев свой доклад на съезде.

А что люди? Со смертью Сталина постепенно стал уходить страх. Главная заслуга Хрущева и его доклада на ХХ съезде – это десакрализация Сталина, появление возможности альтернативности оценок недавнего прошлого. Не случайно политическое диссидентство в нашей стране – родом из обсуждения «секретного доклада» Хрущева. Несомненно, было нарастание социального оптимизма, веры в будущее, особенно в молодежной среде. Фестиваль молодежи и студентов в 1957 г., первый спутник, полет Гагарина, споры физиков и лириков, стихи Евтушенко и Вознесенского, песни Булата Окуджавы и Александра Галича – всё это формировало у поколения будущих шестидесятников веселую надежду на лучшую жизнь.

Но были и другие приметы времени. Грубейшие ошибки аграрной политики Хрущева – неурожаи на целине, вызванные отсутствием технологий обработки этих земель, повсеместные попытки сеять кукурузу, нереалистичные планы «догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла на душу населения», закончившиеся крахом, привели к нехватке в стране не только мяса и масла, но и хлеба. В различных регионах страны были вынуждены вводить продовольственные карточки. Бесконечные утверждения пропаганды об успехах рождали раздражение. Хрущев стремительно превращался в героя анекдотов. КГБ докладывало в Президиум ЦК КПСС о широком распространении оскорбительных надписей, листовок в адрес «одного из руководителей партии и государства»: за первые шесть месяцев 1962 г. было зафиксировано 7705 листовок и анонимных писем антисоветского содержания, изготовленных 2522 авторами, что в 2 раза больше, чем за тот же период 1961 г.

Но и в среде соратников отношение к первому секретарю ЦК стало меняться. Он становился неудобен своими бесконечными реформами партийных и государственных органов. Сокращалось число министерств, создавались совнархозы, решительно менявшие прежние хозяйственные связи и управление промышленностью, местный партийный, комсомольский, профсоюзный аппарат приказано было разделить на промышленный и сельский. Так появлялись в одном районе два райкома КПСС, два райкома комсомола, два райисполкома... Бесконечные перетряски, угроза вылететь из номенклатуры вызвали недовольство и внутри партийного аппарата.

Ощущая эту угрозу, Хрущев предложил создать в стране новый институт – Комитет партийно-государственного контроля (КПК). Во главе этого учреждения был поставлен хрущевский выдвиженец, бывший секретарь ЦК ВЛКСМ, а затем председатель КГБ СССР Александр Шелепин. Формально он должен был бороться со взяточничеством, коррупцией в государственном, партийном и судебном аппаратах. КПК на всех уровнях, от центрального до районного, фактически дублировал и партийную, и советскую систему, располагая к тому же правом производить расследования, налагать на виновных взыскания и штрафы, передавать дела в прокуратуру и суд. В марте – апреле 1963 г. КПК получил право контролировать Вооруженные силы, КГБ и Министерство охраны общественного порядка. На практике же власть перетекала от Хрущева, по полгода ездившего по заграницам, к его ставленнику Шелепину.

Здесь Хрущев совершил политическую ошибку. Он хотел усилить контроль, но оказался блокированным той системой, которую сам же и предлагал: КПК идеально соответствовал задаче создания предпосылок к организационному устранению Хрущева. Власть Шелепина оказывалась более реальной, лучше организованной, а поэтому более опасной для любого чиновника, чем власть самого первого секретаря ЦК и председателя Совета министров СССР Хрущева. К тому же сама по себе система КПК становилась дополнительным раздражающим фактором против Хрущева.

Сам Хрущев становился лишним и обременительным. Он надоел. Вспоминая те дни, руководители КГБ Шелепин и Владимир Семичастный рассказывали: «Еще весной, накануне его 70-летия (в апреле1964 г.), окружение было возмущено его (Хрущева. – Р. П.) нетерпимостью». А кроме того, он становился все более неудобным и даже опасным: неудобным своими постоянными и хаотичными реформами, не дававшими партгосаппарату ощущения стабильности, и опасным, так как против него было направлено недовольство населения, вынужденного получать продукты по карточкам.

Об обстоятельствах заговора против Хрущева свидетельствуют документы из архива Политбюро ЦК КПСС. Прежде всего, это планы Хрущева об очередной перетасовке партаппарата. В своей записке в Президиум ЦК «О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации» от 18 июля 1964 г. он предлагал ликвидировать самое массовое звено партийного аппарата – сельские райкомы партии и заменить их парткомами производственных управлений.

В 1959 г. Хрущев заменил планирование по пятилеткам на семилетки. В 1964 г. стало ясно, что семилетний план не будет выполнен. Тогда Хрущев предложил заменить его на восьмилетний, уйдя от ответственности за неудачи в экономике. Но провозглашенный Хрущевым будущий переход к восьмилетке оборачивался кошмаром для всей советской бюрократии: требовалось вновь собрать статистические данные – от показателей района до сведений по Союзу, пересчитать их по десяткам тысяч характеристик, предусмотреть распределение фондов на восемь лет вперед и проч., что выводило административно-управленческую вертикаль и плановую организацию экономики из сколько-нибудь нормального состояния.

В недрах высшего партийного руководства стал созревать заговор. Его центром стал КПК во главе с Шелепиным и КГБ во главе с Семичастным. К нему присоединилось большинство членов Президиума и ряд секретарей обкомов партии. Предполагалось сместить Хрущева на заседании Президиума ЦК КПСС и утвердить это решение на специально собранном для этой цели пленуме ЦК КПСС. В фондах архива Политбюро найден важнейший документ – проект доклада Президиума ЦК КПСС к этому пленуму. Это большой текст объемом в 70 машинописных страниц, где документально засвидетельствовано участие в его подготовке члена Президиума ЦК КПСС, зампреда Совмина СССР Дмитрия Полянского. Как мне рассказывал Семичастный, статистическая, экономическая информация готовилась в режиме секретности аппаратом КГБ СССР.

Проект доклада представляет собой обстоятельнейший разбор деятельности Хрущева и положения в стране, сложившегося, по мнению авторов доклада, по вине Хрущева. Ему вменялись в вину попытки насаждать культ собственной личности, постоянные конфликты со своими партнерами по руководству. «Он перестал считаться даже с элементарными приличиями и нормами поведения и так старательно сквернословит, что, как говорится, не только уши вянут – чугунные тумбы краснеют. <...> А наиболее «ходкие» (выражения. – Р. П.), к которым он прибегает гораздо чаще, никакая бумага не выдержит и язык не поворачивается произнести», – утверждали авторы доклада.

В докладе тщательно была проанализирована внутренняя политика Хрущева, представляющая собой, по мнению авторов доклада, сплошную цепочку ошибок. Статистика, приведенная в докладе, свидетельствовала о провале всех планов ускоренного строительства коммунистического строя. Годы расцвета деятельности Хрущева характеризовались как время резкого падения темпов роста экономики.

Однозначно как негативные оценивались действия Хрущева в сельском хозяйстве, которые привели к тому, что через 20 лет после войны в стране стали вводить карточную систему. 860 т золота было направлено на закупку хлеба в капстранах. Хрущеву припомнили скот, пущенный под нож для того, чтобы отчитаться по авантюристическим планам. Провалились, как считали авторы доклада, все планы по подъему уровня жизни жителей деревни. С 1958 по 1963 г. оплата трудодня колхозника возросла всего на 33 копейки – с 1 руб. 56 коп. до 1 руб. 89 коп., что составляло только 37–40 рублей в месяц. Авторы доклада допустили опасное сравнение – по отношению к 1940 г. положение колхозников не только не улучшилось, но и ухудшилось.

Отдельная тема документа – критика бесчисленных хрущевских реорганизаций: «Положение в народном хозяйстве после перестройки управления <...> ухудшилось, – и это – беспощадный приговор новой системе. Она породила невиданный параллелизм в руководстве, неразбериху, бюрократизм и просто бестолковщину». Особую критику вызывало деление всех – партийных, государственных, советских – организаций по «производственному принципу». «Среди партийных, государственных, хозяйственных работников, да и среди широких масс трудящихся идет ропот. Люди открыто говорят: «Осточертели перестройки. Работать некогда из-за них. Не хватает хлеба и овощей, молока и мяса, зато изобилие перестроек». И они правы», – констатируют авторы проекта доклада.

Резкой критике была подвергнута внешняя политика Хрущева. Его обвиняли в авантюризме, в том, что он несколько раз ставил страну на грань войны. Сначала – Суэцкий кризис, «когда мы находились на волосок от большой войны», затем – «берлинский вопрос», карибский конфликт, едва не переросший а войну с применением ядерного оружия. По вине Хрущева, утверждали авторы документа, были испорчены отношения с социалистическими странами – Китаем, Румынией, Кубой. Политика оказания помощи странам «третьего мира» оценивалась в докладе как неэффективная, убыточная и в экономическом, и политическом смыслах.

Заговорщики – авторы доклада замахнулись даже на новую программу партии: «Даже беглого взгляда на итоги трех лет достаточно, чтобы убедиться в нереальности многих сроков по многим показателям, записанным в Программе. Одна из причин этого заключается в том, что готовили ее без глубоких экономических обоснований и расчетов, силами людей, знающих экономику в теоретическом плане, но очень далеких от жизни».

12 октября 1964 г. было собрано заседание Президиума ЦК КПСС. Вел заседание только что прилетевший из ГДР Леонид Брежнев. По итогам было принято постановление Президиума «О возникших вопросах по поводу предстоящего пленума ЦК КПСС и разработок перспективного народнохозяйственного плана на новый период», датированное 12 октября 1964 г. Для подготовки к этому пленуму члены Президиума настойчиво потребовали у Хрущева прервать свой отпуск в Пицунде и приехать в Москву.

Заседание Президиума 13 октября 1964 г. превратилось в партийный суд над Хрущевым. Брежнев писал о своем личном отношении к Хрущеву: «...Если бы Вы, Никита Сергеевич, не страдали бы такими пороками, как властолюбие, самообольщение своей личностью, верой в свою непогрешимость, если бы Вы обладали хотя бы небольшой скромностью – вы бы тогда не допустили создания культа своей личности <...> Вы не только не принимали мер к тому, чтобы остановиться на каком-то рубеже, – но, наоборот, поставили радио, кино, телевидение на службу своей личности». Фрол Козлов, уже тяжело больной человек, в недавнем прошлом – «второй секретарь» ЦК КПСС, с горечью и личной обидой говорил, что Хрущев, «гибрид инженера с агрономом», запрещал вмешиваться в дела управления: «В такие-то вопросы не лезь, их т. Хрущев ведет». «Запрещаете ездить по областям, – говорил Козлов, обращаясь к Хрущеву. – Вы заявляете мне – на экскурсию захотел <...> Разве можно принижать райкомы?» На этом заседании именно Козлов первым предложил «отпустить на пенсию» Хрущева.

Выступление Шелепина отличала тщательная подготовка. В его основе лежал заранее подготовленный проект доклада на пленуме. Шелепин привел данные о провалах в промышленности и, в особенности, в сельском хозяйстве. Говорил он убедительно, основываясь на статистике, резко отличавшейся от официальной. Он обвинял Хрущева в попытках разогнать Академию наук, в том, что перестройки в промышленности оторвали науку от производства.

Не забыл он и о «рязанском деле» с колоссальным очковтирательством, нереалистичными планами удвоить производство мяса, что привело к самоубийству первого секретаря Рязанского обкома Алексея Ларионова, о том, с каким удовольствием Хрущев принимает всевозможные премии, и даже об утверждении Хрущева, что «Октябрьскую революцию совершили бабы».

Влиятельнейший член Президиума ЦК Михаил Суслов заявил, что «нет здоровой обстановки, в Президиуме – ненормальная обстановка, с точки зрения деловой. Генеральная линия правильная. Нарушение ленинских принципов руководства, и далеко пошли в нарушении, практически невозможно высказать иное мнение, оскорбительно относитесь к работникам, все положительное приписывается Хрущеву, недостатки – обкомам».

Заседание Президиума было продолжено на следующий день – 14 октября. Новый выступающий – Полянский – обвинял Хрущева в перерождении. «В последнее время захотел возвыситься над партией – стал груб <...> Сталина поносите до неприличия, неудовлетворительные дела в деревне. <...> Руководство через записки. Лысенко – Аракчеев в науке. Вы 10 академиков Тимирязевки не принимаете два года, а капиталистов сходу принимаете. Тяжелый вы человек, теперь вы другой. Заболели манией величия». Полянский довел до логического завершения поток высказанных в адрес Хрущева обвинений: «Вывод: уйти вам со всех постов в отставку».

Единственный человек в Президиуме попытался заступиться за Хрущева – Анастас Микоян. Но эта попытка была немедленно пресечена Шелепиным: «Т. Микоян ведет себя неправильно». Поддержки на Президиуме Микоян не нашел. Хрущева уже «добивали»: все по очереди осуждали своего начальника.

Под потоком обвинений сдался и Хрущев. «Не прошу милости – вопрос решен. Я сказал т. Микояну – бороться не буду, основа одна. Зачем буду искать краски и мазать вас. И радуюсь – наконец партия выросла и может контролировать любого человека. Собрались – и мажете говном, а я не могу возразить. Чувствовал, что я не справляюсь, а жизнь цепкая, зазнайство порождало. Выражаю с просьбой об освобождении. Если надо – как надо поступить, я так и поступлю. Где жить? Спасибо за работу, за критику». Хрущев отказался от дальнейшей борьбы и подписал заранее подготовленное заявление о собственной отставке.

В тот же день состоялся пленум. Он был прекрасно организован и уложился едва ли не в час. С главным докладом, осуждавшим Хрущева, выступил Суслов, который последовательно отделял курс Хрущева от политики партии и государства. К минимуму были сведены данные о кризисных явлениях в стране в конце 1950-х – начале 1960-х гг. Из доклада пропали критика внешней политики Хрущева, сведения об авантюрных действиях первого секретаря ЦК в ходе берлинского и кубинского кризисов. Не осталось там и следа осуждения политики Хрущева по отношению к маоистскому Китаю.

На пленуме Хрущев не выступал, доклад не обсуждался. Партийная массовка, «голоса из зала», произнесла то, что должна была сказать: «Все ясно. Предлагаем прения не открывать»; Брежнев был избран первым секретарем ЦК КПСС, Алексей Косыгин – председателем Совета министров СССР; и под возгласы из зала: «Да здравствует наша могучая ленинская партия и ее Центральный комитет!» – пленум закончил работу.

По итогам пленума в «Правде» 16 октября 1964 г. была опубликована краткая информация. Более подробные сведения направили в крайкомы и обкомы партии. Проведение дискуссий не предполагалось. На этот раз не было послано никаких «закрытых писем» для рядовых коммунистов. Опыт середины 1950-х гг. был учтен.

Отставка Хрущева не вызвала сколько-нибудь заметного протеста широких слоев населения. Банкротство проводимого им экономического курса было очевидно. Более того, по наблюдениям КГБ, в 1965 г. в среднем в 2 раза сократилось число «антисоветских выступлений» (листовки, оскорбительные надписи в адрес политического руководства). Единственная тема вызывала живой интерес – вопрос о том, сохранится ли взятый Хрущевым курс на осуждение Сталина, на критику деяний «периода культа личности».

Реформаторская деятельность Хрущева не расколола ряды советской олигархии. Более того, в противодействии Хрущеву властная верхушка сплотилась, став «подельниками по заговору».

Хрущев ушел проигравшим, но не побежденным. Заговор, обставленный как очередное заседание Президиума ЦК, вполне легитимный по форме, превращал Хрущева в жертву. А в России жертва часто становится политическим мифом. Живая легенда вызывает симпатии, но мало похожа на реального человека.

А что главные заговорщики – Шелепин, Семичастный, Полянский и их соратники? Новый генеральный секретарь Брежнев не забыл об их талантах. Платой стало аккуратное выдворение их из власти, чтобы другим неповадно было.

Автор — главный научный сотрудник Института российской истории РАН, главный редактор журнала «Российская история»