Обвинительный, вопреки наглядным и убедительным доказательствам невиновности, приговор Павлу Устинову, вынесенный судебной коллегией Мосгорсуда в понедельник, – это диагноз российским судебной и правоохранительной системам, по сути – декларация презумпции виновности любого человека, которому случилось оказаться в зоне поражения российского права. Это внятный сигнал обществу: государство, именем которого вершится правосудие, по умолчанию считает всех граждан виновными и внушает им мысль, что бороться в суде можно только за смягчение срока, но не за оправдание невиновного. Подписываясь под такими приговорами, государство делает цинизм самой очевидной государственной идеологией: такое государство можно бояться, но нельзя уважать.
Замена условным сроком реального, как в случае с Устиновым, не первый и не последний, к сожалению, эпизод специфического гуманизма российских судов. «Условка» регулярно оказывается единственным доступным судебной системе эвфемизмом оправдания в громких резонансных делах с политической подоплекой, и то часто выбитым под сильнейшим давлением общества: еще на слуху, например, замена реального срока условным оппоненту главы России Алексею Навальному по делу «Кировлеса» в 2013 г. Такие компромиссы – попытка минимизации ущерба и для государства, и для осужденного, но попытка неловкая: обеим сторонам очевидна половинчатость таких «снисхождений».
Вот и новый приговор Павлу Устинову пытаются выдать за торжество гуманизма и свидетельство готовности государства смягчать очевидную несправедливость. Однако он в очередной раз продемонстрировал обывателям и гражданам зависимость суда от силовой ветви власти. Совпадение решения Мосгорсуда с мнением директора Росгвардии Виктора Золотова о желаемой мере наказания для Устинова (высказанное почти за две недели до заседания суда) – лишнее тому подтверждение. Этот приговор еще и недвусмысленное свидетельство, что органы, которые по-прежнему именуются правоохранительными, считают россиян расходным материалом для своих оперативных и следственных комбинаций по принципу «был бы человек, а статья найдется». «Ну был человек, вызвал подозрение <...> Стоял в телефоне, мало ли какие там действия он мог координировать» – вот ключевые показания, которые, очевидно, легли в основу обвинительного приговора Устинову (цитата по «Медиазоне»). Только в этой системе координат условный срок не виновному, а потерпевшему от произвола может рассматриваться как оформленная судом милость государства.
Но это не должно сбивать с толку: даже изучив все доказательства, даже рассмотрев все экспертизы, даже заменив категорию тяжести преступления с тяжкого на средней тяжести, даже скостив срок и переписав его с реального на условный, суд оставил неизменным главное: он признал виновным потерпевшего и не признал вины тех, кто сделал потерпевшего жертвой.
Россияне в последние годы благодаря резонансным делам, публичности судебных процессов и соцсетям стали лучше понимать, что произвол может ударить не только по политическим активистам или бизнесменам, но и по обывателям, чья жизненная траектория пересеклась с полицейским, следователем, приставом, которым требовались «дело» и «палка» для отчетности, ради чего они готовы пойти на фальсификацию доказательств и фабрикацию дела. Презумпция невиновности в таких обстоятельствах превращается в презумпцию вины – пока еще не сформулированной, но оттого не менее реальной: как минимум на год условно все уже заработали самим, очевидно, фактом рождения.
Понимание такой установки не может не порождать возмущения в обществе – пусть еще не тотального, но уже довольно громкого и отчетливого. Суду же, как следует из комментария Мосгорсуда по уголовному делу Устинова, проще увидеть в этом «неприемлемые вмешательства в деятельность по осуществлению правосудия, проявление неуважения к суду» от «не всегда обладающих специальными знаниями в области права» людей. Но недоверие к судам родилось не вчера. Социолог Владимир Прохода, опираясь на результаты европейского социального исследования, установил, что по уровню доверия к судебной системе Россия занимала в 2017 г. 19-е место среди 23 европейских стран. Она существенно уступала не только скандинавским странам или Великобритании и Германии, но и Эстонии, Литве и Чехии и опередила лишь Польшу, Португалию, Испанию и Словению.
Утверждая право силы, а не закона, демонстрируя заведомую виновность практически любого человека, государство только подпитывает правовой нигилизм, убеждает обывателей, что добиться соблюдения прав законным путем почти невозможно, внушает им не уважение к закону, но страх перед государством. Но даже сильно запуганный человек рано или поздно устает бояться.
