Может ли приказ победить производственный травматизм

Социолог Дмитрий Рогозин о том, почему официальная статистика стремится к нулю, а реальная – растет

Чтобы повысить производительность труда, которая, согласно статистике, пока в России остается досадно низкой, правительство задумалось об улучшениях в области охраны здоровья работников. Недавно стало известно, что чиновники обсуждают создание кабинетов здоровья на производствах, где работники могли бы перевести дух, измерить давление и просто прийти в себя. Вместе с условиями труда придется заняться и производственным травматизмом, и здесь чиновников ждет большая проблема. Вышло так, что в России наниматель и рабочий давно и полюбовно договорились, что травма на производстве – вовсе не повод ставить государство в известность о происшествии.

На фоне иных статистических показателей, регистрируемых Росстатом, дела с травматизмом обстоят у нас просто отлично. Численность пострадавших при несчастных случаях на производстве с 2000 г. снижается в среднем на 10%. Лишь в 2010 г. был зафиксирован небольшой рост на 3%, в остальные же годы – стабильное улучшение показателя. При сохранении тенденции через 20–30 лет можно ждать, что в России появится уникальная производственная среда тотальной безопасности. Но для любого, кто занимался полевыми исследованиями заводского труда в России, эти радужные прогнозы выглядят издевательством.

Случай с пальцем

В 2017 г. мы провели смелый коллективный эксперимент. Моя коллега, Ольга Пинчук, устроилась работать на подмосковную фабрику простым оператором станка, а мы, социологи из РАНХиГС и Высшей школы экономики – Роман Абрамов, Владимир Картавцев, Марина Вырская и я, – ассистировали ей в кабинетных условиях. На заводе Ольга проработала ровно год, в течение которого наша команда регулярно, зачастую в еженедельном режиме, обсуждала исследовательские задачи, дневниковые записи, пыталась понять обыденность труда на производстве.

За год мы перебрали множество исследовательских сюжетов: новые технологии производительности труда, взаимоотношения с начальством, этика сексуальных отношений в коллективе, роль семьи и бытовых проблем. Но одной из центральных тем стала охрана труда.

Она материализовалась в виде огромного кумачового транспаранта, который Ольга увидела на входе в цех: «430 дней без несчастных случаев». Смущали, правда, усмешки и шуточки коллег по цеху и старожилов предприятия, старое оборудование, постоянно растущий план и вечный конфликт между тем, что оборудование может делать, и тем, что оно должно делать, исходя из цифр плана.

Уже через пару недель работы стали очевидны некоторые реальные практики «охраны труда». Станки забиваются, для их очистки нужно остановить всю линию, позвать наладчика и т. д. Но тогда прощай план – очистка и наладка занимают до двух часов, это простой. Потому станки чистили без остановки, нарушая нормы, со смехом и страхом одновременно.

Перед самым увольнением Ольги произошел несчастный случай. Ее фабричная подруга неловко повернулась у станка, ножом ей отрезало палец на правой руке. Ей быстро и квалифицированно помогли. Затем собралось все начальство. Начались профилактические беседы с пострадавшей и ее коллегами. Пострадавшей пообещали, что фабрика сделает все необходимое: найдет деньги, переведет на легкий участок, улучшит условия труда – только не нужно оформлять несчастный случай на производстве. Подруга, поразмыслив, согласилась и не стала писать заявление о происшествии в трудовую инспекцию.

Все следы несчастного случая подчистили. Кумачовый транспарант продолжил отсчет дней без происшествий. Спустя какое-то время пострадавшая уволилась с производства: работать, как раньше, она не могла, а подводить бригаду не хотела. Начальство с радостью согласилось и забыло об инциденте.

Случай с пальцем всколыхнул было рабочих. Многие вспомнили, как много лет назад с крана упал его оператор и разбился насмерть. Такое происшествие так просто не замнешь, потому начальство списало все на алкоголь, на нарушение трудовой дисциплины. Только вот немногие, кто тогда был рядом, говорили, что оператор был малопьющий и уж тем более никогда не выходил на работу пьяным: «Все ясно, начальники, им видней, пьяный так пьяный – мужика не вернуть, чего бузить-то».

Приказы против этики

21 марта 2019 г. тогдашний руководитель Федеральной службы по труду и занятости Всеволод Вуколов подписал приказ «Об утверждении методических рекомендаций по проверке создания и обеспечения функционирования системы управления охраной труда» – правильный и своевременный документ, состоящий, как водится, из набора отглагольных существительных в родительном падеже, указывающих, регламентирующих, развивающих, обеспечивающих и поддерживающих систему управления охраной труда.

В документе детально изложены подходы к формированию процедур, мероприятий, контрольных функций, организационных решений в области охраны труда, описаны регламенты расследования несчастных случаев на производстве. Установлен алгоритм проверки охраны труда, в который включено рассмотрение процедур подготовки работников, оценки условий труда, управления профессиональными рисками, наблюдения за состоянием работников и т. д., по списку необходимых и достаточных мер.

Отчетные документы, плановые мероприятия, внеплановые проверки, ответственные лица – солидный комплекс, казалось бы, полностью объясняющий достигнутые за последние годы результаты в области охраны труда. Только вся регламентация, весь аудит деятельности предприятия направлен на официальный, задокументированный мир, как мы увидели, весьма далекий от мира рабочих.

Современная российская заводская этика – это сложный сплав формальных и неформальных договоренностей, одним из важнейших элементов которого является принцип минимизации вмешательства государственных агентов в работу предприятия, в том числе и трудовой инспекции. Назвать этот принцип сговором работников и нанимателей не поворачивается язык, речь идет о чем-то вроде пакта: рациональные интересы коллектива (получить премию, например) совпадают здесь с рациональными интересами собственника (не платить штраф). Один приказ или десять – в этой системе пока нет места для проблемы работника как такового, поскольку последствия перевода травмы на производстве в официальную плоскость бьют по всем – и по коллективу, и по нанимателю, а значит, официальный травматизм будет стремиться к нулю, а реальный продолжит расти.

Автор — социолог, заведующий лабораторией методологии социальных исследований РАНХиГС