Дело журналиста «Медузы» Ивана Голунова по исторической значимости приближается к делу Дрейфуса. Последнее изменило Францию 120 лет назад. Сможет ли дело Голунова изменить Россию? Если дело Дрейфуса тлело больше 10 лет, то Голунов прошел путь от задержания до прекращения дела за пять дней.
Случай Голунова уникален тем, что по обвинению в хранении наркотиков был арестован известный своими расследованиями журналист и это дело получило огромный общественный резонанс. Его расследования касались властей Москвы и теневого бизнеса, в который вовлечены сотрудники спецслужб. Но если на минуту абстрагироваться от фигуранта и вероятных заказчиков, то оно предстает типичным эпизодом работы полиции. Именно поэтому дело Голунова возвращает в повестку дня вопрос о системной реформе правоохранительных органов. Пока кардинальных изменений не произойдет, такие дела будут повторяться и жертвой может стать каждый.
Доказательства по делам о наркотиках в России не выдерживают критики. В подавляющем большинстве случаев задерживаемые не обладают высоким социальным статусом (более 60% – трудоспособные без постоянного места работы, при том что доля этой группы в населении – менее 4%; высшее образование имеют менее 10%). Это отучает полицию готовить серьезную доказательную базу, тем более что суды по умолчанию доверяют показаниям сотрудников правоохранительных органов.
Проведенные нами исследования масс изъятых наркотиков позволяют говорить о том, что, если наркотики изъяты в объеме, едва превышающем крупный размер, это не случайно. Имеющиеся у нас статистические данные показывают, что дело Голунова нельзя назвать уникальным эксцессом системы.
Из наших исследовательских интервью с сотрудниками правоохранительной системы следует, что в работе с задержанным насилие стало обыденным. Легче заставить человека поверить в свою виновность и оговорить себя, если человек морально подавлен. Задержанный идет медленно? Протащим его. Возмущается и пытается встать? Насильно усадим. Остались синяки и ссадины? Но ведь ничего не сломано. Обычные «клиенты» полиции к такому относятся более спокойно – а для образованного горожанина это уже предстает тем, что оно и есть на самом деле, – незаконным применением силы. Если даже в потенциально резонансном деле полиция не обошлась без насилия, то что происходит с обычными подозреваемыми?
Общество оценило невероятную историю с фотографиями нарколаборатории в квартире Ивана Голунова. МВД сначала опубликовало изображения, а потом признало их ошибочными – они были сделаны не в жилье Голунова. Но это тоже не эксцесс, а закономерность. Правоохранители привыкли, что никакого внешнего контроля за работой силовых структур нет. Опубликовали что-то – кто там будет разбираться? Здесь же внезапно вся типовая кухня попала под микроскоп, и выяснилось, что правоохранительные органы предъявляют общественности липовые доказательства.
Скрытая от общественного внимания реальная работа полиции не предполагает соблюдения прав задержанных – к ним стараются не допустить адвокатов. Сначала адвокат долго не может увидеть Голунова, затем подозреваемому пытаются навязать адвоката по назначению, и тот, что необычно, вынужден брать самоотвод. В подавляющем большинстве случаев в России в таких делах участвует именно адвокат по назначению, для которого, как правило, отношения со следствием и судом гораздо важнее, чем отношения с подзащитным. Полиция и суды, зависимые от показателей статистики и, следовательно, вынужденные обеспечивать положительное решение по начатому делу любыми способами, не хотят видеть в процессе независимых и сильных адвокатов.
Система должна была бы сдать назад гораздо раньше – когда стало понятно, что дело привлекает общественное внимание, а железных доказательств в нем не предвидится. По меньшей мере – оставить подозреваемого на подписке и ждать новых результатов. Но нет – следствие выходит с ходатайством о заключении под стражу. Если полиция централизована, то сотрудники низовых подразделений не могут сами принимать решения, тем более по резонансным делам. К тому же любой шаг назад – смягчение меры пресечения, прекращение уголовного дела или оправдательный приговор – расценивается как то, за что нужно всех наказать. За любую ошибку подчиненного несут ответственность и его начальники, что заставляет их покрывать любые ошибки, даже те, что вылезли наружу. В деле Голунова ставки оказались еще выше: де-факто признание его фальсификации влечет уголовную ответственность для исполнителей. Но даже на этом этапе министр внутренних дел Владимир Колокольцев был вынужден ходатайствовать об увольнении двух генералов и решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности двух низовых сотрудников.
Подведем итог: низкие требования к доказательствам, высокая толерантность полиции к насилию, неготовность работать в условиях общественного контроля и полноправного участия адвокатов, неспособность руководства корректировать ошибки подчиненных (только в случае огромного общественного резонанса и угрозы массовых выступлений), готовность нарушать закон ради «палок» или указания извне. Все это часть повседневности правоохранительных органов. Дело Голунова разбудило и власти, и гражданское общество. Но оно же обнажило рутину правоохранительных органов.
Вывод: надо требовать кардинальной реорганизации работы правоохранительных органов под контролем общественности. С чего начинать?
Первое – гуманизация уголовного законодательства вообще и наркотического в частности. Это то, что не потребует долгой перестройки организационных структур и изменения корпоративной культуры и даст быстрый результат. Сейчас российское законодательство устроено таким образом, что множество ненасильственных преступлений предполагают наказание в виде больших сроков лишения свободы – эту ситуацию давно пора менять. Имущественные преступления, особенно не совершаемые серийно, должны влечь за собой имущественное наказание. Наркотические преступления должны быть четко разграничены на систематический сбыт и разовый – по сути, обычную практику взаимодействия двух потребителей. Наказание за хранение малых доз без цели сбыта должно быть отменено. Наркотики должны быть разделены по уровню опасности, а наказание должно быть привязано к массе действующего вещества, а не всей смеси. Российские правоохранители ссылаются на международные нормы, которые якобы требуют равного наказания за чистое вещество и смесь, но во многих европейских странах, например в Германии, исходят именно из массы действующего вещества.
Второе – мы должны лишать свободы – изолировать от общества – только тех, кто в противном случае будет совершать новые тяжкие преступления или готов совершать серьезное насилие в отношении других людей.
Особенно реформа должна касаться СИЗО. Мы знаем, что суды и следствие с большей готовностью отправляют в СИЗО тех, кто не имеет постоянного места жительства, совершает преступление повторно, не имеет устойчивых социальных связей. Но при необходимости человек, имеющий квартиру, работу, семью, – такой, для которого решение пуститься в бега связано с огромными потерями, – может оказаться в СИЗО по обвинению в ненасильственном преступлении. Необходимо законодательно запретить помещение в СИЗО тех, кто обвиняется в ненасильственных преступлениях или преступлениях, не несущих общественной опасности. Соответственно, в СИЗО должны отправляться только те, кто обвиняется в тяжких насильственных преступлениях и для кого выход из легального поля, переход к жизни под розыском не связан ни с какими существенными потерями. Пребывание подозреваемых в СИЗО должно исключить применение психологического и физического воздействия на них со стороны следствия. Требуется запрет на нахождение там сотрудников следствия, кроме как на таких же условиях, как и адвокатов, – по спецпропуску на определенное время.
Параллельно с этими «быстрыми» мерами необходимо перестраивать судебную и правоохранительную систему (о чем мы подробно писали раньше). Два ключевых направления перестройки полиции – это децентрализация и развитие общественного контроля. Система, в которой работает без малого миллион человек, всегда будет опираться на формальную отчетность, а стремление улучшить показатели всегда будет порождать незаконные практики. Так происходит не только в России, а во всем мире. Единственный выход – это создание управляемых на уровне регионов или даже муниципалитетов структур, ответственных за охрану общественного порядка и расследование нетяжких преступлений. Федеральная полиция должна быть малочисленной и заниматься только сложными, межрегиональными и особо тяжкими преступлениями.
Даже если полицию перестроить не удастся, весь арсенал доказательств и экспертиз, присущий уголовным делам, сфабрикованным ради «палок», коммерческого заказа или указания извне, может быть нейтрализован только независимым судом. Реформа судебной системы начата, но далеко не закончена, и задача гражданского общества состоит в том, чтобы добиться ее продолжения.
Авторы — научный руководитель и директор по исследованиям Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге
Над статьей работали сотрудники Института проблем правоприменения Арина Дмитриева, Алексей Кнорре, Владимир Кудрявцев, Дарья Кузнецова, Руслан Кучаков, Ксения Рунова, Денис Савельев, Дмитрий Скугаревский, Екатерина Ходжаева, Ирина Четверикова, Мария Шклярук.
