Почему Китай «забыл» о Тяньаньмэнь

В ночь с 3 на 4 июня 1989 г. силы Народно-освободительной армии Китая (НОАК), выполняя приказ о военном положении, вошли в центр Пекина и очистили от гражданских лиц площадь Тяньаньмэнь. До этого на протяжении полутора месяцев здесь продолжались демонстрации, противоречивые по содержанию и выдвигаемым требованиям: одни протестовали против коррупции, другие выступали за политические реформы, третьи – за возвращение к социальным гарантиям дореформенного времени. При продвижении войск возникали стычки с горожанами. Силы НОАК и Народной вооруженной полиции были укомплектованы боевым оружием (у пехоты – в основном АК-47, активно использовались танки и бронетранспортеры). Протестующие использовали коктейли Молотова, на пути движения войск ставили баррикады из перевернутых автобусов и грузовиков. Стихийные уличные бои в Пекине длились пару дней. Одновременно во всех крупных китайских городах прошли акции протеста против применения властями силы. В итоге общественный порядок был восстановлен, но при этом погибло от нескольких сотен до нескольких тысяч человек (неофициальные оценки разнятся, а официальных данных нет).

30 лет спустя эти события вспоминают по всему миру, но не в Китае, где само их упоминание находится под запретом. На практике это означает, что о выступлениях не пишут китайские журналисты и историки, не снимают телепередачи, информацию невозможно найти в интернет-поисковиках, а контент, содержащий даже намеки на силовое подавление, блокируется.

Парадоксально, но столь болезненная реакция китайских властей приводит к тому, что значение тяньаньмэньской драмы для развития КНР сплошь и рядом преувеличивается. Западные China-watchers склонны считать, что именно Тяньаньмэнь стала переломной точкой, после которой Китай отказался от демократического развития и сделал окончательный выбор в пользу авторитаризма. Сами китайцы, насколько можно судить по единичным официальным заявлениям, пришли к выводу, что уступки протестующим означали бы потерю контроля над процессом реформ, а, следовательно, применение силы на Тяньаньмэнь было необходимым условием последующих социально-экономических успехов. Подобные взгляды характерны и для комментаторов постсоветского пространства, где любят сравнить траектории развития двух социалистических государств: СССР и КНР.

В начале июня на YouTube-канале появился видеоролик с англоязычным выступлением редактора китайского проправительственного таблоида Global Times Ху Сицзиня. Журналист вспоминает, что весной 1989 г. он сам был участником протестов и, как и другие протестующие, требовал демократизации и соблюдения прописанных в конституции прав человека. Однако его взгляды изменились через несколько лет, когда распался Советский Союз и началась война в Югославии. По словам Ху, «мы осознали, что демократическое движение могло привести к ужасным результатам, если бы вышло из-под контроля». По его мнению, то, что Дэн Сяопин «взял движение под контроль», стало «водоразделом между различными судьбами Китая и СССР с Югославией». Далее журналист упоминает «арабскую весну» и революции на Украине как примеры того, к чему может привести несогласие с властью. «Мы, бывшие участники событий на площади Тяньаньмэнь», торжественно резюмирует Ху, «внесли свой вклад в успешное развитие современного Китая» –­ в отличие от «горстки наших бывших товарищей, эмигрировавших на Запад, застывших во взглядах 30-летней давности и лояльных антикитайским силам».

Что самое удивительное, видеоролик Ху оказался недоступен в самой КНР, и это лишь одна из коллизий, к которым приводит запрет на любое упоминание тяньаньмэньских событий. Тема была табуирована еще в начале 1990-х, когда не было интернета и можно было всего лишь дать указание СМИ и издательствам ничего про это не публиковать. При этом события произошли лишь несколькими годами ранее, в них участвовало несколько миллионов человек, поэтому запрет был не более чем ритуальным жестом.

За три десятилетия, прошедших после событий на Тяньаньмэнь, ситуация изменилась. Фокус цензуры сместился на интернет. Тяньаньмэнь наравне с упоминаниями восстаний в Тибете, концлагерей в Синьцзяне и сходства Си Цзиньпина с Винни-Пухом вошел в стоп-лист китайской интернет-цензуры. Из-за чувствительного контента в КНР оказались заблокированы западные поисковики и соответствующие разделы «Википедии». При этом обход «великого китайского файерволла» не составляет труда при использовании современных VPN, а человеческий мозг придумывает всё новые способы написать о запретном между строк. Например, выложить фото игральных карт «8», «9», «6», «4» (намек на дату: 4 июня 1989 г.) и «туз», «король», «4», «7» (намёк на АК-47 – основное оружие китайских солдат в те дни). Да, специальные «фабрики цензуры», где обученные сотрудники ежедневно расширяют стоп-листы, быстро обнаруживают крамолу. Но интернет-пользователи придумывают новые мемы, и рисковая игра в кошки-мышки продолжается.

При этом в самом китайском обществе не чувствуется острого запроса на правду о собственной истории. Поколение «восьмидесятников» отказалось от идеалов юности и вполне вписалось в современную китайскую конъюнктуру. Режиссер Хуан Цзяньсинь, в 1980-е гг. прославившийся едкой сатирой на бюрократов, снял пропагандистские блокбастеры «Основание Китая» (2009 г.) и «Основание партии» (2011 г.). Тайваньский рок-музыкант Хоу Дэцзянь, в дни манифестаций на Тяньаньмэнь участвовавший в антиправительственной голодовке, в 2018 г. написал музыку к песне «Китайская мечта», воспевающей мудрую политику председателя Си. Родилось новое поколение – сытое, аполитичное, разбалованное, – для которого события на площади Тяньаньмэнь вообще пустой звук. Эту эволюцию хорошо иллюстрирует популярный интернет-мем, когда современный «протестующий» делает селфи на фоне колонны танков, стилизованных под знак американского доллара.

Казалось бы, зачем же власти по-прежнему тратить столько ресурсов на то, чтобы прятать от собственного населения эпизод 30-летней давности? Думается, дело в том, что воспоминания об этих событиях стали «космогоническим мифом» для самой партии. Тяньаньмэнь не изменила страну, но она повлияла на партию, кардинально поменяв модель отношений власти и общества. Для общества стало очевидно, что Коммунистическая партия Китая, которая сама родилась из студенческих протестов 1919 г. и гордилась своими бунтарскими традициями, превратилась в элитарную группировку, которая заботится прежде всего о сохранении своего властного положения. Что еще важнее – судьба протестов сократила до минимума возможность плюрализма мнений внутри самой группировки. Все 80-е годы Дэн Сяопин выстраивал систему коллективного руководства, в которой ключевые посты были поделены между разными руководителями, зачастую имевшими разные взгляды. Система начала централизоваться сразу после тяньаньмэньских событий. А в начале 2010-х Си Цзиньпин возвел тренд на централизацию и повышение роли партии в абсолют.

Внутрипартийная централизация проходила под лозунгом необходимости сплотиться перед лицом угрозы режиму. Признать, что студенты этой угрозы не представляли, значит подорвать идеологию мобилизации. Разрешить открытую дискуссию об этом означало бы готовность признать, что партия не всегда бывает права, а те же самые социально-экономические успехи могли бы осуществиться и при более открытом и демократичном режиме. Как на том же Тайване, где ресурсов несравнимо меньше, а двухпартийная система не мешает экономическому чуду. И если китайское общество в своей массе потеряло интерес к событиям 30-летней давности, то для самой партийной номенклатуры это был бы важный сигнал. И уж если от запрета не отказались в относительно либеральные времена Ху Цзиньтао, то при жестком и властолюбивом Си это не произойдет тем более. И плевать, что «тайна» о событиях 4 июня – секрет Полишинеля. Курс на историческую амнезию носит все тот же ритуальный характер, только обращен он прежде всего не на общество, а на саму партию.

Автор — эксперт Дальневосточного отделения российской академии наук