Мы здесь микровласть

Российскую политику постепенно окутывает микровласть гражданской самоорганизации. Ее будущая программа – масштабная децентрализация и расширение прав местного самоуправления c опорой на повестку «экологии повседневной жизни».

В недавнем опросе ВЦИОМа о храме и сквере в Екатеринбурге наибольший интерес вызывает вопрос о том, чье мнение о сложившейся ситуации интересно гражданам и вызывает доверие. 42% опрошенных склонны прислушиваться к краеведам, 32% хотели бы услышать в первую очередь мнение представителей общественности. Доверие же и интерес к мнению представителей церковной и особенно светской властей люди проявляют в разы меньше (от 13 до 20%).

Обычно говорят, что власть не слышит людей. Теперь выясняется, что в ответ граждане, по сути, заявляют, что не очень-то и хотят слышать власть, вместо этого демонстрируя стремление к самоорганизации местных сообществ на основе сетей локального доверия. Одна из главных предпосылок для этого – именно в восприятии гражданами проблем своих регионов, пространства повседневной жизни и интересов. Майский опрос ФОМа показывает, что сегодня 56% граждан недовольны положением в своем регионе, довольны – только 38%. При этом уровень недовольства – самый высокий за последние пять лет.

Перед нами новое звучание известного лозунга «мы здесь власть». Речь идет о процессе (и увеличении числа случаев) кристаллизации на местах узлов микровласти. Автор этого термина и бестселлера «Конец власти» Мозес Наим писал, что сегодня мы находимся в условиях, когда у тех, кто традиционно обладает властью, оказывается все меньше способов ее применить, поскольку государства выглядят как «Гулливеры, окутанные тысячами малых микродержав».

По мнению Наима, именно так проявляет себя микровласть, т. е. не масштабная, сокрушительная, зачастую подавляющая «большая власть» государства, но «сила противодействия, проистекающая из способности противостоять большим игрокам и ограничивать их возможности».

И эта способность обусловлена технологическими нововведениями, инициативностью людей, а также «расширенным спектром таких методов воздействия, как вето, проволочки, диверсии и помехи».

Рост числа случаев проявлений «микровласти» гражданской самоорганизации – новая реальность российской политики. До сих пор политическая система сталкивалась в основном с «просто» протестами, недовольством, апелляциями общественных групп, претендующих, чтобы их мнение было хотя бы услышано и как-то учтено. Основная новость сейчас состоит в том, что самоорганизация местных сообществ начинает предъявлять не позицию протеста как таковую, но идею «мы сами должны это решать», а не вы – т. е. власть, чиновники.

Этот процесс слабо управляется и регулируется традиционными инструментами вертикали власти. По той простой причине, что «политика двора и сквера» довольно хорошо показывает, почему политическое пространство сегодня надо воспринимать во все большей степени как раз не вертикально, а горизонтально. Иначе власть видит сверху вниз лишь «точку приложения силы», а не поле политических мнений.

С другой стороны, микровласть остается пока что «мерцающей» и несвязанной. Энергия действий и самоорганизация гаснут, как только исчезает конкретный повод, их вызвавший. Отдельные случаи и группы микровласти не связываются между собой в сеть взаимодействия.

Однако со временем, по мере увеличения числа случаев и политизации практик локальной самоорганизации, микровласть может стать устойчивее. Ее интегрирующей политической программой станет тогда масштабная децентрализация и ставка на расширение пространства и прав местного самоуправления.

Но это возвращение местной политики не будет иметь ничего общего с 90-ми, когда политические баталии в значительной степени определялись конкуренцией федеральной и региональных элит, а центральная власть в своем противостоянии с регионалами зачастую усиливала в качестве противовеса им и стремилась опираться как раз на локальные элиты, мэров городов, муниципальные власти. Сегодня ситуация иная: региональная власть чаще всего является продолжением федеральной, губернаторы выступают, несмотря на выборы, прямыми назначенцами центра, технокомиссарами реализации федеральной политики. В свою очередь самоорганизация местных интересов ищет себе место и политическую нишу на уровне местного самоуправления. При этом к ней, по крайней мере иногда, могут присоединяться и местные элиты, региональные политики.

В какой цвет в конечном счете будет окрашена эта политизация местной самоорганизации микровласти? Палитра может быть разнообразной, но доминирующим будет, скорее всего, все-таки зеленый цвет.

Проявления самоорганизации местных сообществ уже сегодня в большой степени сосредоточены вокруг экологической повестки или, по крайней мере, опираются на соответствующие аргументы как важные и ключевые. Этому способствуют и приоритеты большой центральной власти. Крупные инфраструктурные проекты, масштабное жилищное строительство, мусорная реформа и нацпроект по экологии в целом – все это создает почву для общественной активности и протестов именно в сферах, связанных с экологией как таковой и – более широко – с состоянием всей «окружающей среды» повседневной жизни граждан.

В декабре прошлого года в опросе ФОМа, посвященном экологии, 55% респондентов заявили об ухудшении состояния экологии в стране (об улучшении говорят только 11%). 68% граждан отмечали, что российские власти уделяют слишком мало внимания проблемам экологии и состоянию окружающей среды. Дополнительную пищу для размышления дает и проведенный в январе этого года опрос ВЦИОМа, посвященный той же тематике. Ответственность за состояние экологии граждане в первую очередь возлагают именно на местные (30%) и региональные (23%) власти. Велика и доля тех (21%), кто говорит, что основную ответственность за состояние окружающей среды в своем населенном пункте должны нести сами люди. По сравнению с 2010 г. количество граждан, отвечающих подобным образом и готовых самим нести ответственность за экологическую ситуацию рядом со своим домом, выросло почти в 2 раза. В свою очередь за те же девять лет доля тех, кто ждет в этом вопросе основных усилий от федеральной власти, снизилась радикально, практически в 4 раза – с 27 до 7%.

Таким образом, перед нами наглядный пример проблемы, с одной стороны, крайне важной и одновременно воспринимаемой в качестве локализованной, близкой к повседневным интересам людей и самому смыслу развития местного самоуправления. При этом у экологической повестки уже сегодня есть значимый электоральный потенциал до 10–15% как минимум на уровне местных и региональных выборов. Кроме того, для передовых городских сообществ и молодежи важно и то, что работоспособность соответствующего тренда в политике демонстрируют сегодня выборы во многих странах, прежде всего в Европе.

Скорее всего, все это приведет к тому, что когда ныне просыпающейся микровласти потребуется большая устойчивость и связанность различных проектов и общественных групп, то не найдется ничего лучше, чем интеграция и поддержание постоянного взаимодействия интересов децентрализации и развития местного самоуправления на базе и в оболочке зеленой политической платформы. С другой стороны, этих тенденций не может не видеть и федеральная власть, понимая, что процесс, который нельзя остановить, предпочтительно возглавить. Поэтому нельзя исключать, что электоральный прорыв зеленой партии или политического блока станет на стыке всех этих трендов одним из главных сюжетов и итогов выборов в Государственную думу в 2021 г.

Автор — директор Института социально-экономических и политических исследований