Три времени экономики
Ректор бизнес-школы «Сколково» Марат Атнашев о трудностях и важности перехода из экономики природной ренты в экономику человеческого капитала
Уже несколько лет на всевозможных форумах отечественные и международные эксперты обсуждают исчезающие и новые профессии, искусственный интеллект и big data. Дают рекомендации, как надежно попасть в будущее или хотя бы пристроить туда детей. Вопрос, зародившийся между Давосом и Кремниевой долиной, нашел в России живой отклик. Как хорошая советская научная фантастика, он позволяет дистанцироваться от реальности и вместе с прогрессивным человечеством задуматься о глобальном и важном.
Настоящее, прошлое и будущее сосуществуют в экономике одновременно. В одной стране и даже в одном городе. Но переход из одного времени в другое – это преодоление очень плотной границы, дело рискованное и непростое и для отдельной семьи, и для компании, и для страны.
Капитал будущего
В 2018 г. Всемирный банк выпустил исследование The Changing Wealth of Nations, в котором количественно оценил три вида капитала: природный (земля, полезные ископаемые, т. е. самая архаичная форма капитала), произведенный (стоимость созданных человеком активов, т. е. традиционный капитал, двигатель капитализма XVIII–XX вв.), и человеческий (впервые оцененный не коэффициентами и рейтингами, а как совокупные будущие доходы всех работников, т. е. так, как оценивают любой вид капитала).
В наиболее отсталых странах почти половину всего капитала составляет природный капитал. В странах среднего достатка природный капитал вытесняется произведенным капиталом. В наиболее развитых странах две трети всего капитала – человеческий капитал, а природный перестает иметь значение.
Структура капитала выдает очень архаичное устройство нашей экономики. Она соответствует стране со средне-низкими доходами, вроде Туниса или Эквадора. Фактически благодаря нефтяным доходам Россия богаче и относится к странам со средне-высокими доходами, наряду с Бразилией или Китаем. А сравнивать себя мы всегда стремимся с самыми развитыми странами из ОЭСР.
Наша экономика сочетает в себе все три экономических времени. В основе – архаичная экономика природной ренты. На ней, как на теле огромной рыбы-кита, расположилось лоскутное одеяло локальных рынков. Эту часть можно принять за традиционную рыночную капиталистическую экономику развитых стран. Но это островная, туземная экономика, слабо связанная с глобальной, отделенная от нее высокими барьерами (сложной географией, языком, таможенными пошлинами и проч.). Есть и третья, небольшая новая экономика, успешно интегрированная в экономику глобальную, где прочно доминирует человеческий капитал.
Экономика природной ренты – это не только нефть, газ, уголь и металлы, но и сельское хозяйство, лесная промышленность, а также вся система распределения ренты. Это больше 90% нашей экспортной выручки и более двух третей бюджета. Источник ценности здесь – природная рента. Доступ к ней можно получить силой или лояльностью. Труд, человеческий капитал тут в лучшем случае дополнение, а часто – обременение.
Рентная экономика обеспечивает нам прибавку к уровню жизни. Но за это приходится платить. Во-первых, это игра, в которой от нас мало что зависит. Размер ренты определяется в большей степени редкостью и востребованностью наших ресурсов, наличием или отсутствием альтернатив в глобальной экономике и в меньшей – нашей эффективностью. Во-вторых, сильная рентная экономика парализует развитие других секторов экономики, закрепляет специфическое поведение и навыки, мало пригодные и даже вредные для развития экономики других типов.
Туземная экономика – это практически весь частный, рыночный сектор, от парикмахерских и ресторанов до сотовых операторов и крупных торговых сетей. Она во многом похожа на капиталистическую экономику развитых стран, основанную на конкуренции, рынке капитала, частной собственности и предпринимательской инициативе. Но у нас большинство «рынков» представляют собой локальные островки, слабо связанные с глобальными рынками и даже между собой. На все малые и средние предприятия России приходится около 2% экспортной выручки (для сравнения: в Южной Корее – 21%, в Турции – 60%, а в Китае – 68%).
В результате у нашей туземной экономики есть два хронических недостатка. Во-первых, она неразрывно связана с экономикой природной ренты и наследует ее основные риски. Когда цены на нефть падают, все локальные предприниматели в полной мере ощущают последствия. Во-вторых, место для развития ограничено, а риски потерь высоки. Компания, выросшая в условиях туземной экономики до размеров федеральной сети, рискует попасть в сферу интересов крупных игроков рентной экономики или на более раннем этапе развития угодить под каток глобальной конкуренции, когда в регион приходит Metro или Uber.
Наконец, новая экономика, полноценно интегрированная в международные рынки и цепочки создания стоимости. «Яндекс», «В контакте», Mail.ru выросли в открытой конкуренции с глобальными лидерами отрасли. К слову, ни в одной стране континентальной Европы подобное не удалось. Для хорошего российского программиста рынок труда – глобальный. Переезд в Бангкок, Дублин, Сан-Франциско или обратно в Москву – это вопрос лучших условий и личных предпочтений. Выходцы из российского IT-сектора продолжают регулярно запускать успешные глобальные проекты – Telegram, Revolut, Playrix, WayRay, Parallels, Kaspersky Lab, IBS.
Органично встроены в глобальную экономику российские подразделения международных компаний с экосистемой их поставщиков и подрядчиков. Эти компании непрерывно оптимизируют свои глобальные производственные цепочки. В результате одна из крупнейших статей несырьевого экспорта из России – это как раз продукция таких глобальных компаний.
В глобальной экономике для успеха недостаточно одной предпринимательской энергии. Здесь нужно четко представлять свои конкурентные преимущества и при этом уметь кооперироваться, встраиваться в сложные цепочки создания стоимости. В начале 2000-х многие крупные российские компании пытались строить международный бизнес, слабо представляя, каковы их реальные конкурентные преимущества на новых рынках, кроме амбиций и капитала. Большинство этих попыток закончились экономическими потерями. Но, кажется, еще сложнее крупным российским корпорациям научиться партнерству. Мышление, сформированное рентной экономикой, не предполагает горизонтальной кооперации.
Как попасть в будущее
В масштабах страны изменить сложившуюся структуру экономики предельно сложно. Сегодняшним элитам необходимо поверить в то, что на разумном горизонте человеческий капитал сможет создать больше стоимости, чем сейчас создает природная рента, а сам переход не будет угрожать их экономическим и социальным позициям. Пока что экономика природной ренты в десятки раз больше новой экономики и ситуация выглядит довольно стабильной.
У крупных компаний также сильные аргументы в пользу защитной стратегии. Большинство в основе имеют природную ренту или ее распределение, а перспективы развития современного глобального бизнеса выглядят все менее привлекательно: растут геополитические трения, примеров успешной международной экспансии крупных российских корпораций крайне мало. Однако личность, лидер может если не развернуть компанию на 180⁰, то заставить комбинировать устойчивую рентную позицию с созданием элементов глобальной конкурентоспособности.
У малых и средних предприятий шире окно возможностей для интеграции в новую экономику, в глобальные цепочки создания стоимости. Те немногие, кто решается на такой пространственно-временной скачок, регулярно показывают сильные результаты. Сотни примеров из самых разных отраслей: IT, технологические компании, компании легкой промышленности, сферы услуг и даже FMCG и книжные издательства. Похоже, что основные ограничения связаны не с конкурентоспособностью отдельных отраслей, а, скорее, с внутренними факторами: языковыми и культурными барьерами, способностью к глобальному мышлению.
И, конечно, выбор есть у каждого из нас. Сегодня наше благосостояние прямо или косвенно связано с экономикой природной ренты. Но своим детям мы хотим другого будущего. По данным «Левада-центра», 60% россиян хотят, чтобы их дети открыли собственное дело или стали самозанятыми. Российские предприниматели, чиновники и топ-менеджеры почти поголовно стремятся дать детям международное образование, т. е. возможность участия в глобальной экономике. А самые популярные специальности в российских вузах – программирование и IT, т. е. глобально востребованные и наименее связанные с экономикой природной ренты.
Экономика будущего отличается от экономики прошлого в первую очередь не продвинутостью технологий, набором отраслей, количеством роботов или мощностью искусственного интеллекта, а правилами игры, глобальной открытостью и опорой на человеческий капитал.
Можно долго и достаточно комфортно оставаться в прошлом – в экономике природной ренты. И здесь вряд ли потребуются «навыки будущего». Можно продолжать энергично бороться за выживание и обустраивать сносную жизнь на островах туземной экономики. Можно рискнуть и попытаться найти свое место в глобальной новой экономике. Выбор, в каком времени, в каком пространстве и по каким правилам жить, есть и у страны, и у каждой компании, и, конечно, у каждого из нас.
Автор — ректор бизнес-школы «Сколково»