Либерализация для предпринимателей

Регулярно появляющиеся в последнее время новости об очередном громком уголовном деле свидетельствуют о необходимости либерализации российского уголовного и уголовно-процессуального законодательства.

В теории права уголовная ответственность по своему содержанию и последствиям относится к наиболее строгому виду юридической ответственности, затрагивающему основные конституционные права и свободы граждан. К сожалению, возможности уголовного преследования нередко используются как средство для давления на предпринимательские структуры и решения споров хозяйствующих субъектов, а меры ответственности, назначаемые за совершение преступлений, вытекающих из предпринимательской и иной экономической деятельности, не всегда по своей строгости соответствуют тяжести таких преступлений.

Очевидно, что это не способствует достижению целей уголовного наказания (восстановление социальной справедливости, исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений) и крайне негативно влияет на создание и поддержание в России благоприятного делового и инвестиционного климата, о чем президент регулярно говорит в посланиях Федеральному собранию.

Да, в последние годы было немало сделано для гуманизации уголовного законодательства, установления дополнительных материально-правовых и процессуальных гарантий обеспечения прав и законных интересов предпринимателей, привлекаемых к уголовной ответственности по экономическим делам. Но этих мер недостаточно, о чем, в частности, свидетельствуют данные о значительной доле нарушений прав предпринимателей в ходе их уголовного преследования, что отмечает в своих ежегодных докладах уполномоченный по защите прав предпринимателей.

На мой взгляд, усовершенствовать правовое регулирование в этой сфере могли бы несколько конкретных мер.

Во-первых, необходимо ограничить возможность квалификации действий предпринимателей по ст. 210 УК («Организация преступного сообщества»). В начале апреля президент подписал закон, ужесточающий уголовную ответственность за создание преступного сообщества, участие в таком сообществе и руководство им. Максимальное наказание по этой статье – пожизненное лишение свободы. Но на практике предусмотренные этой статьей составы нередко вменяются не только представителям криминальных кругов, но и бизнесменам, а к действиям всех сотрудников только по факту их совместной работы в одной организации применяют квалифицирующий признак «группа лиц по предварительному сговору».

Естественно, любое юрлицо – это организация: действия ее работников подчиняются определенному регламенту, компания представляет собой иерархию и проч. Из-за этого возникает соблазн считать, что все, что делается в рамках компании, представляет собой деятельность организованной группы лиц по предварительному сговору, либо подвести любую организацию под преступное сообщество.

В действующей редакции ст. 210 УК позволяет следственным органам «повысить» тяжесть обвинения, увеличить в связи с этим срок содержания обвиняемых под стражей, «уговорить» последних на сделку со следствием как альтернативу возможному суровому наказанию. При этом, согласно данным судебной статистики Судебного департамента при Верховном суде, за 2015 г. – первое полугодие 2018 г. только около 60% лиц, в отношении которых уголовные дела направлены в суд по ст. 210 УК, были признаны виновными и осуждены. В отношении остальных 40% дела были прекращены или рассмотрены с вынесением оправдательных приговоров. Как правило, в отношении обвиняемых по этой статье избирается мера пресечения в виде заключения под стражу, а значит, даже после оправдания зачастую бизнес человека оказывается разрушенным. При этом большинство составов преступлений, содержащихся в гл. 22 УК («Преступления в сфере экономической деятельности»), уже предусматривают такой квалифицирующий признак, как совершение преступления группой лиц (по предварительному сговору, организованной группой и проч.). Для предупреждения злоупотреблений было бы полезно предусмотреть в ст. 210 УК изъятие – не распространять ее на лиц, которые привлекаются к уголовной ответственности по одной из «предпринимательских» статей из гл. 22 УК.

Во-вторых, на мой взгляд, стоит проработать вопрос об ограничении максимального срока давности привлечения предпринимателей к уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности шестью годами (сейчас срок давности может достигать 10 лет). Об этом также говорил президент в послании 2019 г.: «Добросовестный бизнес не должен постоянно ходить под статьей, постоянно чувствовать риск уголовного или даже административного наказания. Сегодня почти половина дел (45%), возбужденных в отношении предпринимателей, прекращается, не доходя до суда». Одна из причин такой статистики – истечение сроков давности привлечения к уголовной ответственности.

На практике, как отмечал бизнес-омбудсмен в письме в Академию Генпрокуратуры в 2017 г., повсеместно отмечаются факты возбуждения уголовных дел (продолжения уголовного преследования) в отношении предпринимателей при истечении сроков давности. Распространены случаи, когда для преодоления истекших сроков давности дело возбуждается по заведомо более тяжкой статье – с последующей переквалификацией и прекращением дела.

Но разрыв во времени между совершением преступления и наказанием имеет принципиальное значение в уголовном праве. Как отмечал еще в 1904 г. известный российский правовед Николай Таганцев, «всепоглощающая сила времени стирает вредные следы, оставленные преступлением, успокаивает взволнованную общественную совесть, делает наказание актом бесцельного возмездия, не соответствующего существу и достоинству карательного государственного правосудия». Все это верно и сейчас.

Давность обусловлена снижением общественной опасности деяния, отсутствием возможности достичь целей предупреждения спустя длительный период времени, процессуальными трудностями, связанными, в частности, с исчезновением следов преступления, утратой доказательств (забываются или искажаются в памяти сведения, известные свидетелям, потерпевшим и т. д.), изменением личностных характеристик преступника. Применение к нему уголовно-правовых санкций в таких случаях становится и затруднительным, и бессмысленным. Это свидетельствует о высоком значении института сроков давности привлечения к уголовной ответственности для целей своевременного раскрытия преступлений и расследования уголовных дел экономической направленности, применения к лицам, их совершившим, мер уголовно-правового воздействия, правовой определенности в дальнейших отношениях.

Поэтому, на мой взгляд, для преступлений в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности имеет смысл сократить сроки давности привлечения к уголовной ответственности – в случаях, когда подозреваемый не скрывался, – ограничив их шестью годами. Полагаю, что, если за это время потерпевший не обнаружил ущерб и не обратился в правоохранительные органы, нет оснований считать этот ущерб настолько значительным для пострадавшего, чтобы задействовать машину уголовного правосудия.

В-третьих, для снижения административного давления на бизнес было бы разумно провести амнистию к 75-летию победы в Великой Отечественной войне по «предпринимательским» составам УК, включая ст. 159, 174, 210, по деяниям, совершенным до 1 марта 2014 г.

В-четвертых, по моему мнению, стоит рассмотреть вопрос об ограничении возможности привлечения предпринимателей к уголовной ответственности по ст. 174, 174.1 УК (легализация). Значительная часть таких преступлений неразрывно связана с предпринимательской и иной экономической деятельностью и, как следствие, создает предпосылки для возможного использования этих составов для дополнительного давления на бизнес.

В научной литературе обсуждается вопрос о целесообразности декриминализации и отнесении к категории административных правонарушений некоторых преступлений в сфере экономической деятельности, не представляющих большой общественной опасности, включая и преступления, предусмотренные ст. 174, ч. 1, 2 ст. 174.1 УК. Но, безусловно, для определения возможности полноценной замены уголовной ответственности на административную необходимо предварительно провести научно обоснованные теоретические криминологические и административно-правовые исследования.

В-пятых, я полагаю целесообразным ограничить возможность привлечения предпринимателей к ответственности по ч. 4 ст. 159 УК («Мошенничество, совершенное организованной группой либо в особо крупном размере»).Одна из основных проблем правоприменения норм этой статьи – умышленный перевод разбирательства обычной хозяйственной деятельности между предпринимателями в уголовное преследование с целью оказания давления на бизнес, в том числе из коррупционных побуждений. Как и в случае со ст. 210 УК, поскольку экономическая деятельность без участия третьих лиц невозможна, любое деяние можно трактовать как совершенное группой лиц, т. е. квалифицировать его как более тяжкое. В связи с этим стоило бы ограничить квалификацию действий предпринимателей, подпадающих под объективную сторону ст. 159 УК, только частями 5–7 этой статьи.

В-шестых, на мой взгляд, надо исключить возможность обхода требований ч. 1.1 ст. 108 УПК, запрещающих применение заключения под стражу в качестве меры пресечения в отношении предпринимателей. Верховный суд в постановлении пленума от 15 ноября 2016 г. уже разъяснил судам, что эту статью следует понимать именно как запрет, причем прямой и безусловный, на заключение под стражу предпринимателей, и подчеркнул, что даже формальное наличие перечисленных в ней квалифицирующих признаков не влечет автоматического заключения под стражу, поскольку не освобождает суд от обязанности в каждом случае обсуждать возможность применения иной, более мягкой, меры пресечения. Однако на практике этот запрет очень часто нарушается. Если по состоянию на апрель 2012 г. в России, по данным бизнес-омбудсмена, были заключены под стражу и помещены в СИЗО 3840 предпринимателей, то спустя пять лет – уже 6138.

Проблема с реализацией запрета на заключение предпринимателей под стражу по экономическим составам видится в большей степени в искажающем его смысл правоприменении. Положительно повлиять на эту ситуацию, я полагаю, может усиление роли прокуратуры за счет наделения ведомства дополнительными полномочия по согласованию ходатайств следователей, органов предварительного расследования об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу перед судом.

Наконец, есть проблема пересечения компетенций подследственности правоохранительных органов. Полезно было бы более четко разграничить подследственность уголовных дел, исключив возможность возбуждения и расследования одного и того же состава разными правоохранительными органами, разными подразделениями одного и того же органа.

В итоге, на мой взгляд, такая либерализация уголовного и уголовно-процессуального законодательства в сочетании с амнистией должны положительно сказаться на деловом климате в стране.

Автор — управляющий партнер «Надмитов, Иванов и партнеры»