Память объединения и память раскола

Почти два десятилетия назад правящая в России группа сделала ставку в легитимации собственной власти на память о Великой Отечественной войне. Это было беспроигрышное решение: по всем опросам общественного мнения, отношение общества к войне было единым в наибольшей степени – ничто другое ни в истории страны, ни в представлениях о ее будущем не объединяло народ с такой силой. Исполняющий обязанности президента Владимир Путин в феврале 2000 г. полетел на Мамаев курган (и с тех пор посещал сталинградскую землю каждый год перед выборами), а 9 Мая стало главным официальным праздником страны. Государство взяло на себя роль главного защитника памяти о Великой Отечественной от попыток ее переосмысления, начатых странами Балтии, Центральной Европы и некоторыми ближайшими соседями России. Память о войне превратилась в священную, ее «фальсификация» стала уголовным преступлением, а неудобные страницы истории войны оказалось неудобно исследовать: историки могли опасаться обвинений по добавленной в Уголовный кодекс в 2014 г. статье 354.1 «Реабилитация нацизма».

Поэтому, когда несколько лет назад (не так давно) смелые блогеры начали осуждать праздничное «победобесие» российской пропаганды, трудно было представить, что к концу второго десятилетия XXI в. российское общество подойдет в ситуации раскола по поводу отношения к памяти о Великой Отечественной войне и того, как правильно отмечать годовщины ее окончания. Тем не менее примерно с 2015 г. опросы «Левада-центра» дают серьезный разброс голосов в ответах на вопрос, какие чувства вызывает у россиян День Победы. Последний по времени опрос, состоявшийся в конце апреля, показал, что 48% респондентов ощущают радость по поводу победы, 27% – скорбь по поводу миллионов погибших и только 23% опрошенных испытывают смешанные чувства радости и скорби. Эти цифры (а также сравнение публикаций в соцсетях и в ведущих СМИ либерального и охранительного направления) показывают, что отношение к празднику уже не объединяет, а скорее раскалывает российское общество, – таков результат двадцатилетнего использования памяти о войне в качестве легитимации режима.

Раскол общества по поводу памяти о войне, обостряющийся все больше с каждым 9 Мая, не случаен: в России разговор об истории давно занял место разговора о политике. Политический раскол общества в традиционном смысле представляется невозможным – государство препятствует развитию партий и выдвижению альтернативных программ, однако идеологическое противостояние требует формы для выражения и находит ее в ожесточенных спорах о памяти.

В опросе «Левады» есть еще один интересный результат: радующиеся и скорбящие в День Победы очень по-разному отвечают на большинство вопросов о «правильном» праздновании этой даты. Но есть один вопрос, на который они отвечают почти одинаково: среди тех и других чуть более 30% (34 и 31% соответственно) планировали свое участие в шествии «Бессмертного полка».

«Бессмертный полк» как рождение нации

Оказывается, раскол по поводу отношения к памяти о войне не распространяется на личное участие в этом относительно новом ритуале. Миллионы людей в России и по всему миру выходят на улицы с портретами родственников – ветеранов войны, подавляющее большинство делает это по собственной инициативе (думающие иначе могут вычесть в уме из этих миллионов те десятки тысяч бюджетников и зависимых граждан, которых, как мы знаем по другим акциям, способно мобилизовать административное принуждение; останутся все равно миллионы). Миллионы по собственной инициативе не выходили в современной России никогда и ни по какому поводу. Одно это требует особого внимания к феномену, исключающего навешивание упрощающих ярлыков.

Отношение к «Бессмертному полку», однако, все равно вписывается частью общественности в противостояние официальной и неофициальной, «радостной» и «скорбящей» памяти – чем «Бессмертный полк» очевидно не является.

Некоторые коллеги-публицисты видят в «Бессмертном полке» религиозные корни, сравнивая его с разнообразными ритуалами, от крестного хода до культа предков. Возможно, какое-то религиозное чувство в этом шествии присутствует. Однако религиозное чувство – это вовсе не обязательно нечто, с чем надо бороться в наш рациональный век. Переживание выхода за индивидуальные рамки всегда приобретает характер общения с сакральным. В этом смысле «Бессмертный полк» непосредственностью эмоции перекрывает ритуализм традиционных религий. Почему это плохо?

Некоторые другие коллеги противопоставляют общности шествия «Бессмертного полка» индивидуальные стратегии празднования Дня Победы – по их мнению, память об ушедших лучше поддерживать в одиночку. С моей точки зрения, едва ли в этом деле возможно установить норму; вместе с тем одна из главных, признанных всеми проблем российского общества – недостаток солидарности, нехватка общего дела, res publica. Почему невозможно увидеть элементы такой солидарности в шествии «Бессмертного полка»? Вполне логично рассмотреть эту акцию как неординарный вариант рождения нации.

Государство и полк

Государство пытается овладеть полком, апроприировать его энергию. И это естественное поведение государства в заданных условиях. Оппоненты государства, однако, вместо того чтобы бороться за «Бессмертный полк», вступают в заранее проигранную борьбу против него, объявляя его участников либо «согнанными бюджетниками», либо поддерживающими власть гражданами. Думая в координатах сконструированного раскола, они приписывают участникам полка поддержку режима, стремление к радости (вместо скорби) и декларируют свое неприятие этого полка. Но если согласиться, что в основе движения лежит именно семейная память, а не выражение лояльности или отказ от скорби в пользу радости, то борьба с ним превращается в борьбу против этой семейной памяти, пусть и выраженной необычным для критиков способом. В такой борьбе невозможно победить – только маргинализовать себя.

Накануне Дня Победы в соцсетях распространилось заявление фейкового сообщества Санкт-Петербурга, якобы поддерживающего петербургских сторонников Алексея Навального в отрицании «Бессмертного полка» и празднования победы. Крупная надпись на фотографии к ключевой записи гласит: «Нет «Бессмертному полку», а сопроводительный текст сообщает, что «пока власти используют «Бессмертный полк» для героизации военных преступлений, ни один приличный человек не имеет права принимать в нем участия». Не надо специально интересоваться вопросом, чтобы понимать, что Навальный и его сторонники ничего подобного сказать не могли. Однако политические противники демократической оппозиции стараются дискредитировать их именно по вопросу об отношении к победе.

Тем не менее дело тут не в упрямстве критиков и не в пресловутом «неверии интеллигенции в народ», раздуваемом штатными и добровольными пропагандистами, дискредитирующими любое движение к демократии. Упорство оппозиционной интеллигенции в нападках на «Бессмертный полк» объясняется отождествлением его с идеологией правящей в стране группы. Ожесточенность споров по поводу памяти о войне в последние годы – это перенесенный в пространство истории политический конфликт. Неудивительно, что он проявился в поле памяти о войне – главного источника идеологической легитимации режима: государство не может подавлять коммеморацию главного события своей истории, а это создает пространство для манифестации разных взглядов. Удивительно, что трактовка «Бессмертного полка» критиками режима не усматривает в нем силы и энергии, опасной для не жалующей публичные массовые политические мероприятия власти. Но похоже, что «Бессмертный полк» у нас надолго и в ближайшие годы он станет не аргументом какой-то из сторон политического конфликта, а тем полем, в котором этот конфликт будет разыгрываться.

Автор — профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге