Откуда берутся сталинисты

16 апреля 2019 г. «Левада-центр» опубликовал результаты опроса об отношении россиян к Иосифу Сталину. Длинный временной ряд, многообразные закрытия (варианты ответа на анкетный вопрос) должны убедить публику, что на 66-м году после смерти великого кормчего народ вновь полюбил его и подтвердил его статус вождя всех времен и народов. Согласно цифрам, уважение к Сталину выросло, выросло и количество тех, кто считает роль Сталина в истории скорее положительной и готов оправдать массовые репрессии.

Опрос в целом вызвал небольшое цунами внутри социологического сообщества. Но значение вопроса о репрессиях вышло за пределы профессиональной дискуссии и оказалось травматичным для общества в целом, хотя чем этот вопрос хуже предыдущего – об эмоциональном отношении к Сталину, – я сказать затрудняюсь.

«Как вы думаете, оправданны ли человеческие жертвы, которые понес советский народ в сталинскую эпоху, великими целями и результатами, которые были достигнуты в кратчайший срок?» Определенно да – 13% в 2019 г. против 7% в 2017 г.; в какой-то мере да – 33% в 2019 г. против 29% в 2017-м. Правда, стоит обратить внимание на примечание, согласно которому такой вопрос задавался лишь половине случайно отобранных респондентов. Для другой половины вопрос был урезан до запятой: «Как вы думаете, оправданны ли человеческие жертвы, которые понес советский народ в сталинскую эпоху?»

Эта очень существенная для понимания результатов опроса информация появилась на сайте «Левада-центра» лишь на третий день после публикации данных всего опроса, когда и полстеры, т. е. специалисты по опросным технологиям, и социологи, занятые более широкой исследовательской повесткой, и интеллигенция стали справедливо возмущаться, не наводила ли первая, неуполовиненная формулировка респондентов на требуемый по условиям задачи ответ: россияне стали монстрами, бездушными сталинистами.

Именно тут появился аргумент про расщепленную надвое выборку с разными формулировками. Почему сразу это не опубликовали? Не видели причин. Статистически значимых различий в ответах не обнаружено – зачем путать и создавать сложности? И снова к выводу. Роль Сталина в истории положительно оценивают 70% россиян – это факт. Всё остальное – детали.

Методический мусор под ковер

Невнимание к деталям – ключевая черта современного российского полстерства, сформировавшаяся не столько из внутренней потребности к упрощению, сколько из-за давления воображаемого заказчика. Да, в социальных науках бывает и такое: сначала придумать для себя внешнего субъекта, а потом подчиниться его требованиям. Теорема Томаса, как сказали бы социологи, разглядывая оправдательные стратегии полстеров: ситуация, определяемая как реальная, становится таковой по своим последствиям.

Не спасает уловка «опроса для себя», независимого и нефинансируемого, поскольку вышедший в публичное пространство опрос общественного мнения начинает сам формировать это мнение, выступать в роли активного игрока на публичном пространстве. Воображаемое общество становится реальным и дает сдачи. Процентные распределения преобразуются в монету для дальнейших спекуляций и риторики истины в последней инстанции. Как показал «Левада-центр», не человек с улицы, не ангажированный эксперт, не чиновник, а глас народа, зеркало, в которое смотрится общество и узнает или не узнает себя самое. Такая конструкция становится возможной благодаря невниманию к деталям, заметанию методического мусора под ковер. Но как Сталин легко растерял бы свое величие при личном знакомстве, так и глас народа при ближайшем рассмотрении распадается на набор неприглядных и сомнительных процедур.

Презумпция ошибки

Проблема коммуникации интервьюера и респондента в рамках опроса сегодня находится в центре внимания социологов в России и за рубежом. Теоретически такая коммуникация невозможна, как невозможен разговор двух незнакомых людей на тему, которая обычно неинтересна обоим. И разговор не минутный, а продолжительный, дискретный, с блужданиями по темам, интересующим воображаемого или реального заказчика. Сомневаться и все равно идти в поле с анкетой – нормально, это и называется наукой. Ненормально и ненаучно отказываться от сомнений (теоретических и прикладных) и отрицать возможность ошибки, требуя априорного доверия и упирая на общественную пользу своего труда. Именно таковы аргументы защитников опроса «Левады».

В такой коммуникативной конструкции нет места пониманию. Об этом раз за разом напоминают нам зарубежные коллеги, указывая на единственную презумпцию опросной технологии – ошибку. Пусть это звучит как провокация, но все опросы общественного мнения ошибочны, смещены и некорректны. Фундамент современных массовых опросов – это теория общей ошибки исследования, которая распадается на ошибку измерения и репрезентации. Любой идеальный с точки зрения замеров опрос содержит в себе ошибку репрезентации. Любая выборка репрезентативна, но мы редко знаем, что именно она репрезентирует.

Для социолога требовать от общества априорного доверия к результатам – это идти против теории общей ошибки, игнорировать доводы методистов, уничтожать культуру научного исследования. Единственная задача исследователя – опровергнуть собственную позицию. Исходные условия для этого – сомнение в своей правоте, любовь к критике, методическое послушание, внимание к деталям и проблематичности вопрос-ответной коммуникации как таковой.

Череда монологов

Одни изучающие общественное мнение, называющие себя в миру социологами (на деле – полстеры) пишут о просталинском народе, предупреждают о надвигающейся беде, о рабском сознании. Для них опросные цифры – это огненные буквы на стене, говорящие о судьбе народа.

Другие справедливо говорят, что шкала ответов должна быть симметричной. Что нельзя давать два закрытия на «да» и одно на «нет», поскольку это грозит смещением, наведением на ответ. Нельзя в одном вопросе задавать два: как понять, на какой отвечали респонденты? Нельзя говорить с респондентами на языке своей теории, люди не обязаны его понимать. Можно и должно идти в поле с гипотезой, но нельзя – с единственно верной объяснительной моделью, и уж тем более нельзя искать в поле подтверждение своим взглядам – обязательно найдешь.

Отсутствие профессионального диалога создает атмосферу вседозволенности: пока одни твердят про «народ-сталиниста», а другие – про малопонятные обществу винтики опросной машины, никому нет дела до простых правил, которые должны быть известны не только тем, кто спрашивает, но и тем, кто отвечает. Полстер должен быть слугой данных, а не глашатаем истины, а диалог – основой публичной морали, а не фигурой группового умолчания. Ей-богу, Сталина на вас нет, скажет обычный человек, случайно погрузившись в перипетии производства «общественного мнения». И пойдет своей дорогой.

Автор — заведующий лабораторией методологии социальных исследований Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС