Куда пойдет управляемая партийность

Обсуждение дальнейшей судьбы партийной системы, возможных новых слияний и поглощений вновь становится одной из основных тем политической жизни. Причина понятна – электоральные проблемы власти при напоминающей творение таксидермиста партийной системе, где все не совсем то, чем кажется. Нормальные партии должны выражать и представлять интересы избирателей, наши «партии» скорее призваны утилизировать раздражение и недовольство граждан, причем многие граждане это все более отчетливо осознают.

К сожалению, речь не идет о появлении живых партий, объединяющих граждан. Для этого нужна готовность власти принимать и регистрировать структуры, которые граждане создают. Но ее нет и не будет до тех пор, пока у власти будет надежда, что с избирателей хватит и муляжей. И только если возникнет ощущение тупика, возможны системные изменения — но никак не раньше. Есть еще шанс на добровольное самореформирование как акт доброй воли, но российская политика — не о том, как должно быть правильно для общественного развития. Она о том, как должно быть самой власти выгодно. Поэтому сейчас вся дискуссия о будущем партийной системы, по сути, сводится к вопросу, какое следующее партийно-политическое чучело изготовят отечественные политические таксидермисты: новых левых или правых популистов, новых либералов или чего-то еще.

Скорых перемен ждать не стоит. Cистема устроена крайне инерционно и до последнего будет пытаться держаться за статус-кво. Казалось бы, очевидное по итогам выборов 9 сентября усиление протестных настроений в стране, которое выразилось в крайне неприятных для партии власти результатах выборов, должно привести к определенным изменениям политики в отношении партий, выборов и избирательной системы. Но в логике власти это только технологические ошибки, и они будут исправлены: кто-то должен ответить за провал. В числе явных жертв технологи-неудачники, губернаторы – потенциальные участники следующих выборов, которых начинают менять заранее даже там, где в этом не было необходимости. Власть будет форсировать обновление губернаторского корпуса и самой партии власти (при этом неспособность соблюсти разумные грани может принести больше вреда, чем пользы), применяя различные технологии ослабления системной оппозиции (яркий пример – дискредитация КПРФ, не ставшей выдвигать кандидата на новых выборах губернатора в Приморье). И только если и в результате выборов 2019 г. выяснится, что технологические меры не помогают и риски выживания политической системы растут, дело может всерьез дойти до обсуждения более жестких и системных решений.

Ключевых проблем две. Во-первых, это постоянно откладываемая перезагрузка партийной системы («кризис возрастов» стареющего руководства системных партий на фоне роста амбиций и активности несистемной оппозиции в лице «новых популистов», в первую очередь Алексея Навального). Во-вторых, сценарий выборов Госдумы 2021 г. с неизбежной ликвидацией в 2019–2020 гг. многих созданных в 2012–2013 гг. партий, не отвечающих требованиям закона «О политических партиях» о минимально допустимом уровне участия в выборах разных уровней в течение семи лет после создания, – этот вопрос придется решать или через изменение закона, или путем создания новых партий или существенного ребрендинга части существующих партий.

Системная угроза

Общее недовольство властью и усталость от ее конкретных представителей в регионе привели к парадоксальной ситуации – в условиях недопуска на выборы многих заведомо известных серьезных претендентов избиратели оказались готовы проголосовать даже за откровенно слабых и не готовых к управлению оппонентов, которые фактически не вели избирательной кампании. Нечто похожее происходило на первых свободных выборах в СССР в 1989 и 1990 гг., когда во многих округах имело место протестное голосование против представителей номенклатуры.

Резкое усиление протестных настроений в условиях непопулярных социальных реформ при одновременном росте налогов и снижении доходов граждан неизбежно должно вести к усилению политических позиций системной оппозиции. Условия для этого создала сама власть, приняв весной 2014 г. поправки в законодательство, лишившие большинство новых партий льгот при регистрации своих кандидатов и партийных списков. В результате именно парламентские партии наиболее защищены при выдвижении и регистрации кандидатов и партийных списков – во многих случаях в бюллетенях на региональных выборах оказываются только их представители и у большинства избирателей просто не остается другого выхода, кроме как голосовать или за КПРФ, или за ЛДПР, или за «Справедливую Россию». А стремление защитить свои политические инвестиции ведет к тому, что именно к системной оппозиции в первую очередь обращаются силы, заинтересованные в продвижении своих кандидатов и по какой-либо причине не желающие связываться с партией власти. Рост протестного голосования делает участие в выборах от этих партий более привлекательным для потенциальных кандидатов и их спонсоров.

КПРФ, несомненно, стала главным бенефициаром роста протестного голосования. В большинстве регионов после снижения результатов партии в 2013–2017 гг. они вновь близки к показателям 2011 г., а в отдельных регионах (Хакасия, Забайкальский край, Якутия, Ивановская, Иркутская, Ульяновская области) поддержка партии существенно выросла по сравнению с 2011 г. Единственный явно девиантный случаи сохранения низких результатов КПРФ и «невозврата» к 2011 г. — Калмыкия. На выборах региональных парламентов списки КПРФ лидируют в большинстве ТИК крупных городов.

На достаточно высоком уровне, достигнутом в 2016 г., сохранилась в большинстве регионов и поддержка ЛДПР, хотя, например, в Забайкальском крае, традиционно базовом для ЛДПР, ее догнала КПРФ – это может быть следствием слишком тесного сотрудничества партии в крае с администрацией.

Наихудшую динамику из парламентских партий показала «Справедливая Россия». Ее результаты выше уровня голосования на аналогичных выборах 2013 г. (в первую очередь из-за уменьшения числа партий в бюллетене и снижения распыления голосов), но ниже пиковых показателей партии на выборах 2011 г. В большинстве случаев она уступает и КПРФ, и ЛДПР, получая порядка 7–9%. Агиткампания «Справедливой России» из всех парламентских партий была самой малозаметной и неяркой, во многих регионах ее агитационной кампании либо фактически не было, либо она повторяла ранее известные агитационные образы, что означало отсутствие какого-либо эффекта новизны, при том, что само политическое позиционирование партии становится все более невнятным, а выступавшие ее основным ресурсом местные лидеры активно уходят либо в другие проекты, либо вообще покидают публичную политику.

Из иных партий можно отметить «Яблоко», которое прошло в гордумы Великого Новгорода и впервые — Екатеринбурга. В Рязани, судя по всему, партии помешали пройти в гордуму нарушения при подсчете голосов.

Существенно выросло голосование даже за политических фриков – спойлеров КПРФ, которых власть выдвигает для сдерживания системной оппозиции. Во многих регионах полувиртуальные партии «Коммунисты России» и КПСС набрали 5–6% голосов, что можно расценить как рост протестного голосования не только против власти, но даже и против системной оппозиции в ее нынешнем виде.

Усиление политических позиций и электорального веса системных партий неизбежно повысит личные политические амбиции их конкретных представителей. Это означает, что будет снижаться их психологическая зависимость от органов власти, увеличиваться попытки фрондировать, расти амбиции и запросы в ходе политического торга.

Одновременно в регионах продолжается процесс существенного кадрового обновления руководства региональных отделений КПРФ, за которым следует и обновление депутатского корпуса. Более молодые, амбициозные фигуры внутри партии очевидно усиливаются, и в отличие от старой части ее руководства, привыкшего к «договорным матчам» и вполне комфортной жизни в привычных кабинетах, новые лидеры имеют амбиции, желание и личную энергию чего-то добиваться (Хакасия и Приморье – яркий пример). Похожее поколение сформировалось и в ряде региональных организаций ЛДПР.

Ответ на системную угрозу

В России власть довольно плохо анализирует последствия принимаемых решений в будущем, предпочитая чисто политтехнологические меры по принципу «здесь и сейчас» и лишь затем реагируя на «побочные эффекты» уже принятых решений. Для сегодняшнего момента это означает, что борьба с усилением системной оппозиции станет одной из главных задач кремлевских политтехнологов, которая придет на смену задаче недопуска на выборы внесистемной оппозиции.

Решать эту проблему, скорее всего, будут традиционными способами. Это диффамационные кампании, информационные провокации, черный PR; стимулирование внутренних конфликтов; попытка подкупа части партийного менеджмента и сговора; поддержка спойлерских проектов с целью распыления протестных голосов. При этом поддерживаемые спойлерские проекты с точки зрения интереса власти также не должны становиться слишком сильными.

Скорее всего, активизация спойлеров будет выражаться в накачивании «альтернативных коммунистов» («Коммунисты России» Максима Сурайкина и КПСС Андрея Богданова), но их электоральный потолок слишком очевиден по причине явной для большинства образованных избирателей карикатурности.

Но не исключено и усиление кого-то из партий второго эшелона (Российская партия пенсионеров за справедливость; Партия пенсионеров России; Российская экологическая партия «Зеленые»; «Родина») по сценарию 2003 г., когда именно РПП и блок «Родина» изначально имели целью распыление протестных голосов и ослабление КПРФ.

В более радикальном сценарии речь может идти о создании нового политического проекта или путем учреждения новой партии, или путем переименования одной из старых (так были созданы СПС в 1998–1999 гг., «Правое дело» в 2008–2009 гг., «Справедливая Россия» в 2006 г., «Патриоты России» в 2004 г.). Подобный проект вызовет общественное внимание и явно оттянет часть голосов антисистемно голосующих избирателей в силу эффекта новизны: голосование за новичков – наиболее частый и простой для избирателей пример антиэлитарного голосования. Имиджево он может быть как левопопулистским, так и правопопулистским, не исключено и появление параллельных новых проектов одновременно на левом и правом фланге. Это было бы особенно оправданно с учетом явного кризиса «Справедливой России» и «политического дожития» ЛДПР, которая так и осталась публично партией одного уже немолодого человека.

Теоретически возможна перезагрузка одной из старых системных партий («Справедливая Россия», ЛДПР), но ее эффективность сомнительна с четом накопившихся имиджевых проблем и явных публичных ассоциаций. Большинство избирателей вряд ли сочтет их действительно новыми.

При этом вопрос о формате этих новых проектов — новые партии или возвращение института политических блоков — представляется вторичным.

Призрак двухпартийной системы

Любые сценарии двухпартийной системы представляются власти крайне рискованными и скорее «фантазийными», так как поляризация и концентрация протеста вокруг одного полюса несет слишком большие риски «опрокидывающих выборов» (нечто похожее уже произошло в ходе вторых туров губернаторских выборов в сентябре 2018 г.).

Кроме того, и сами двухпартийные системы в мире почти не встречаются, тем более в странах с применением пропорциональной избирательной системы. Из «классической» политологии известно, что двухпартийности способствует мажоритарная система относительного большинства (как в США и Великобритании), когда «победитель получает все» независимо от отрыва от оппонентов. Такая система обычно делает выбор дуалистичным, когда политические силы естественным путем концентрируют силы на противоположных полюсах. Для достижения успеха в такой системе желательно задолго до выборов определить единого кандидата для максимально широкого спектра сил. В ряде стран это достигаетс с помощью института праймериз (первичных выборов), когда проводятся внутрипартийные выборы общего кандидата, в других странах действует механизм взаимных консультаций и определения наиболее конкурентоспособного кандидата. Однако даже подобная избирательная система не всегда гарантирует двухпартийности, так как в разных частях страны могут доминировать разные партии (проще говоря, пара лидеров в каждом округе может быть разная). Кроме того, жизнь редко можно свести к одному дуализму: на практике происходит напластование различных размежеваний (правые — левые, националисты — западники, город — периферия и пр.) и их взаимное перекрещивание приводит к многопартийности. Реальная совместимость дуализмов и дает итоговое число партий, представляющих основные общественные интересы. На эти естественные расколы накладывается стимулирующее действие избирательного законодательства конкретной страны и как результат мы имеем ту или иную партийную систему. В результате на практике чистых двухпартийных систем нет почти нигде в мире, за исключением уникальной системы США, ряда систем маленьких стран Карибского бассейна и некоторых стран Африки. Часто две или три партии крупнее остальных, но в парламенте обычно есть и иные игроки. Есть страны, в которых двухпартийность в силу их крайней внутренней неоднородности и множества противоречий в принципе невозможна, – к ним, очевидно, явно относится и Россия. Опыт последних 25 лет говорит, что любые жесткие схемы не способны объединить в рамках двух или даже трех партий все разнообразие региональных, клановых, социально-классовых и этнических интересов, имеющихся в России.

Чего не будет

Допуск на выборы внесистемной оппозиции представляется возможным только в самом крайнем случае и лишь как часть сценария «пусть оппозиция воюет друг с другом, но не с властью». На него власть может пойти только от безысходности, если станет понятно, что искусственные политтехнологические проекты не работают.

И совсем малореален сценарий разделения партии власти и замена ее на коалицию ряда провластных партий – работать в столь сложной системе нынешняя российская власть явно не готова. Роль медиатора, стоящего над несколькими равновеликими игроками, требует политической мудрости и мастерства. В современной же России господствуют схемы строго иерархические, по-другому в действующей властной системе работать просто не умеют. Если это и случится, то только после жесткой трансформации системы российской власти как таковой.

Автор — политолог

Статья подготовлена для аналитического проекта «План перемен»