Киберпреступность в домашних тапочках

При слове «киберпреступность» представляются картины из голливудских фильмов: перехват управления спутниками, кража гигантских сумм с банковских счетов или даже похищение кодов доступа от ядерного оружия. Этим летом заместитель министра МВД РФ Игорь Зубов рассказал, что за полгода в России было зарегистрировано около 40 000 киберпреступлений, большинство пришлось на банковский сектор. Однако та киберпреступность, с которой сталкивается обычный россиянин, ничего общего с подобными высокотехнологичными преступлениями не имеет. Самая массовая форма преступной активности в сети – это удаленное мошенничество.

Практически любому, у кого есть мобильный телефон, электронная почта или аккаунт в социальных сетях, хоть раз приходили сообщения с предложением быстро разбогатеть, вложив совсем немного средств. Или срочно одолжить денег нуждающемуся родственнику или знакомому. Реже мог поступить звонок из службы поддержки банка с просьбой назвать код из sms-сообщения. Бывает и по-другому: на сайте по продаже вещей или аренде квартир часто можно найти очень выгодное предложение, для которого нужно всего лишь перечислить небольшой задаток.

Такие истории – это распространенные схемы современного мошенничества, происходящего удаленно, через интернет и мобильные телефоны. Это, во-первых, усложняет регистрацию и расследование таких преступлений правоохранительными органами, во-вторых, позволяет мошенникам одновременно разрабатывать большое количество потенциальных жертв, увеличивая общественную опасность деяния. Наконец, удаленное мошенничество пластично: злоумышленники могут находить свежие уязвимые места в информационных технологиях и человеческой психологии, создавая новые преступные схемы. Но удаленное мошенничество, как и традиционное, эксплуатирует жадность, страх или доверчивость людей, поэтому информационные технологии здесь являются средством совершения преступления, а не причиной преступности.

Насколько же массовым является удаленное мошенничество? Статистика зарегистрированной преступности не может дать на это ответ из-за сложности в квалификации: например, согласно постановлению пленума Верховного суда № 48, если предметом удаленного мошенничества стали деньги на банковской карте, а учетные данные потерпевший сообщил сам под воздействием обмана, то такое преступление квалифицируется как кража.

Более того, полиция не узнает о большинстве случаев удаленного мошенничества из-за их естественной латентности. Люди не обращаются в полицию, поскольку думают, что сами виноваты в произошедшем, либо не считают потерянные средства достаточно значительными для контакта с полицией, либо вообще могут быть уверены в том, что полиция ничего не сможет сделать. Поэтому официальная статистика в этом случае плохо представляет реальность.

В такой ситуации используют виктимизационные опросы (см. статью «Преступность с поправкой на тень», «Ведомости» от 14 июня 2018 г.). Они позволяют оценить масштаб и структуру преступности с помощью анонимных опросов населения. Институт проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге при поддержке Российского научного фонда ведет исследование о жертвах преступлений. Результаты первого в России репрезентативного виктимизационного опроса, проведенного в 2018 г., позволяют понять, насколько массовым является мошенничество через мобильные телефоны и интернет.

Среди всех 17 000 опрошенных респондентов 200 человек, или около 1,1%, стали жертвами удаленного мошенничества за последний год, т. е. их имуществом (в том числе деньгами), по их мнению, завладели обманом при помощи телефона или интернета. Поскольку выборка в опросе была репрезентативной, мы можем экстраполировать число этих жертв на всю Россию. Получается, что в год жертвами удаленного мошенничества в стране становятся около 1,2 млн человек. В среднем у жертв похищают около 5000 руб., или 12% среднемесячной зарплаты россиянина в первом полугодии 2018 г. Пересчет на количество жертв и их повторную виктимизацию (некоторые опрошенные говорили, что были жертвами несколько раз) позволяет оценить ежегодный ущерб от удаленного мошенничества примерно в 9 млрд руб. в масштабах страны.

Кто становится жертвами таких преступлений? Опрос дал неожиданный ответ: кто угодно. Во-первых, вероятность стать жертвой не зависит от социально-экономического положения: ни благосостояние, ни доход, ни занятость не оказывают серьезного влияния на то, станет ли человек жертвой удаленного мошенничества. Во-вторых, 85% всех случаев удаленного мошенничества происходят, когда жертва находится дома, на работе или на учебе, и при этом более чем в половине случаев рядом с жертвой находятся свидетели – обычно близкие люди. Судя по всему, наличие рядом другого человека не позволяет уберечься от того, чтобы отдать свои деньги незнакомцу на другом конце провода. Наконец, как это ни странно, в среднем жертвы таких преступлений моложе, чем жертвы обычного мошенничества, где жертва и преступник общаются напрямую. Это можно объяснить тем, что сложно обмануть в социальной сети или через мобильный телефон пожилого человека, который ими не пользуется или же пользуется редко.

Успешно ли правоохранительные органы работают с удаленным мошенничеством? Согласно опросу такие преступления одни из самых плохо раскрываемых. Из всех случаев удаленного мошенничества только 3% дошло до суда (в понимании опрошенного). Для сравнения: раскрываемость зарегистрированных преступлений в 2017 г. в России составила 55,7%. Обнаруженную разницу несложно объяснить. Удаленное мошенничество трудно расследовать, поскольку это требует специальных компетенций и полномочий для работы с информационными технологиями, которые вряд ли найдутся у обычного дознавателя или следователя.

Удаленное мошенничество – это преступления, затрагивающие всех. Разработав схему преступления, мошенник может тиражировать ее на большие аудитории интернета и телефонной связи. Следственные издержки высоки, а конвейерный характер преступности позволяет наносить большой ущерб любым людям независимо от возраста и социального положения.-

Автор – младший научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге