Как победители Первой мировой проиграли в Мюнхене
Историк Олег Будницкий об обреченности политики «умиротворения Гитлера»Премьеру Франции Жоржу Клемансо принадлежит высказывание: «Победители всегда свою победу проигрывают». Победители Первой мировой войны проиграли свою победу без единого выстрела 30 сентября 1938 г. Мы знаем как будто все о причинах, обстоятельствах и последствиях подписания Мюнхенского соглашения, с полным основанием именуемого сговором, и все же снова и снова возвращаемся к этому событию, открывшему дорогу к мировой войне. Хотя главное, чего хотели по крайней мере двое из трех представителей держав-победительниц, подписавших договор, – ее избежать.
Колоссальные потери, которые понесли Великобритания и Франция в годы Первой мировой войны, не могли быть оправданы полученными результатами: условия Версальского мира скорее провоцировали новые конфликты, чем предотвращали их. Приход Адольфа Гитлера к власти в значительной степени определялся его обещанием ликвидировать последствия Версальского договора для Германии, а его поддержка большинством немцев – обещанием сделать это миром. В одной из первых речей в должности канцлера он говорил, что новая война стала бы «бесконечным сумасшествием» и что новое правительство будет стоять на страже мира. Восстановление германского военного потенциала объяснялось стремлением поддержать мир, а вермахт именовался «германскими силами мира». Все версальские ограничения, наложенные на Германию, Гитлеру удалось ликвидировать без единого выстрела.
В самом деле, было понятно, что они не могут быть вечными, что последствия войны когда-нибудь придется урегулировать, а отношения между бывшими противниками – нормализовать. Все это было бы справедливо при одном условии – если бы у власти в Германии не находился Гитлер. Что представляют собой нацистский режим и лично фюрер, опытные политики хорошо понимали. Но страх войны перевешивал: в памяти чересчур свежа была бойня, начавшаяся с вроде бы локального инцидента на Балканах.
Игра на обострение
После захвата Австрии в марте 1938 г. упоенный успехом Гитлер впервые был готов устроить войну: его целью было завершение «собирания» немцев в Третьем рейхе, а заодно и ликвидация чехословацкого государства. Чехословакия, образовавшаяся в результате распада Австро-Венгерской монархии, была самым демократическим и процветающим государством Центральной Европы. Однако национальный состав населения представлял потенциальную опасность для целостности страны в эпоху, когда демон национализма бродил по Европе: чехов насчитывалось несколько менее половины (46%), вслед за ними шли немцы (28%), словаки (13%) и венгры (8%). Большинство немцев компактно проживало в Судетской области. Немецкое меньшинство испытывало некоторые проблемы, но судетские немцы были представлены в чехословацком парламенте (в 1935 г. Судетская немецкая партия набрала больше голосов на выборах в парламент, чем «чехословацкие» партии), и их положение не имело ничего общего с ужасами, которые расписывала нацистская пропаганда. Их проблемы могли быть урегулированы в рамках демократических процедур. Однако не этого хотели получавшие прямые указания из Берлина судето-немецкие нацисты, возглавляемые учителем физкультуры Конрадом Генлейном. В 1938 г. они играли на обострение, вплоть до вооруженного мятежа, сигналом к которому послужила речь Гитлера на партийном съезде в Нюрнберге 12 сентября 1938 г. Мятеж подавили, причем с многочисленными человеческими жертвами, чехословацкие войска. Положение обострилось до предела. Намерение Гитлера покончить с Чехословакией военным путем было абсолютной авантюрой: военные силы рейха были ничтожны по сравнению с армией одной Франции, имевшей договор о взаимопомощи с Чехословакией. В случае войны вермахт был обречен на скорый разгром, в чем были уверены и германские генералы. Теперь мы знаем: некоторые немецкие военачальники и политики готовились свергнуть фюрера и предотвратить военную катастрофу.
«Все целуют взапуски, и никто не сплевывает»
В этой обстановке решающую роль сыграл главный архитектор политики «умиротворения» – британский премьер Невилл Чемберлен. Суть его позиции сформулирована им совершенно откровенно: «Сколь ужасной, фантастичной и неправдоподобной представляется сама мысль о том, что мы должны здесь, у себя, рыть траншеи и примерять противогазы лишь потому, что в одной далекой стране поссорились между собой люди, о которых нам ничего не известно». Вскоре выяснилось: события в «далекой стране» имели непосредственное отношение к британцам – и не только к ним. 15 сентября почти 70-летний Чемберлен впервые в жизни садится в самолет, чтобы после семичасового путешествия встретиться с Гитлером в Берхтесгадене. Задача была одна: не допустить войны. Гитлер блефует, заявляет, что ему все равно – будет мировая война или нет. С другой стороны, напоминает, что право народов на самоопределение придумано не им, а в 1918 г. «для создания моральной основы изменений по Версальскому договору». Он требует передачи Германии Судетской области и заверяет, что это его «последнее территориальное притязание в Европе».
«Челночная дипломатия» Чемберлена была образно и точно охарактеризована знаменитым русским адвокатом Оскаром Грузенбергом, жившим в эмиграции в Ницце: «Когда дядька Савельич убеждает Гринева поцеловать ручку у «злодея» (Пугачева), он все же добавляет: «Поцелуй и плюнь!» А тут все целуют взапуски, и никто не сплевывает... Гордый лорд едет в стан разбойников молить о мире всего мира». Чемберлен не заблуждался, с кем имеет дело. В отчете перед кабинетом о встрече с Гитлером он назвал фюрера «ординарнейшей шавкой». Однако, вместо того чтобы дать шавке пинка, он продолжил ее «умиротворять».
А что же Франция? Ведь она в наибольшей степени заинтересована в сохранении Чехословакии как главного союзника в Центральной Европе; между государствами подписан договор о взаимопомощи, и это как раз ситуация, когда помощь следует оказать. Однако французы войны не хотят, к тому же они не готовы действовать в одиночку и ориентируются на позицию Великобритании. При этом Советский Союз, подписавший перекрестное соглашение о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, в расчет не принимается. Заявление советского наркома иностранных дел Максима Литвинова в Лиге Наций 21 сентября о готовности Москвы выполнить свои обязательства по франко-советско-чехословацкому пакту было проигнорировано. С одной стороны, оно как будто не имело практического значения, ведь СССР не имел общей границы ни с Чехословакией, ни с Германией, а Румыния и Польша не соглашались допустить советские войска на свою территорию. С другой – по мнению Уинстона Черчилля, от Румынии под давлением великих держав и под эгидой Лиги Наций этого можно было добиться. Однако, писал Черчилль уже в период холодной войны, «вместо этого все время подчеркивалось двуличие Советского Союза и его вероломство». К советским предложениям «отнеслись с равнодушием, чтобы не сказать с презрением, которое запомнилось Сталину. События шли своим чередом так, как будто Советской России не существовало. Впоследствии мы дорого поплатились за это».
Молчаливая демонстрация
Во второй половине сентября велись интенсивные переговоры, с тем чтобы уговорить чехов согласиться на передачу Судет Германии и, с другой стороны, умиротворить Гитлера, который постоянно меняет свои требования. Гитлер подталкивал Польшу и Венгрию к участию в «чешском празднике». Польша в уговорах не нуждалась, она давно претендовала на Тешинскую область, а регенту Венгрии адмиралу Миклошу Хорти Гитлер еще в августе объяснил: «Тот, кто хочет сидеть за столом, должен помогать и на кухне». В речи 26 сентября в берлинском Дворце спорта Гитлер называет точную, почти нереальную дату передачи Судетской области – 1 октября, одновременно заявляя, что он совершенно не заинтересован в аннексии всей Чехословакии: «Это последнее территориальное требование, которое я должен предъявить Европе... не хотим мы никаких чехов!»
Париж опустел. Русский эмигрант Борис Гершун, умный и тонкий наблюдатель, писал об этих днях: «На улице видны были такси и частные автомобили, нагруженные людьми и вещами: все бежало из Парижа. Деловая жизнь остановилась. Картина незабываемая: предвкушение будущей войны». Французы, потерявшие в годы мировой войны (никто еще не знал, что она – первая) свыше 1,3 млн человек, очень не хотели повторения. Не хотели воевать и простые немцы. Гитлер приказал 2-й моторизованной дивизии на пути из Штеттина к чехословацкой границе пройти 27 сентября через Берлин, рассчитывая на бурную поддержку жителей. Войска должны были пройти через центр города, в том числе перед рейхсканцелярией. Американский корреспондент Уильям Ширер записал в дневнике:
«Я вышел на угол Вильгельмштрассе – Унтер-ден-Линден, ожидая, что увижу там огромные толпы народа и сцены вроде тех, которые описывали в момент начала войны в 1914 г. – с криками восторга, цветами и целующими солдат девушками... Но сегодня люди быстро исчезали в метро, а те немногие, кто остался стоять, хранили полное молчание... Это была самая впечатляющая демонстрация против войны, которую я когда-либо видел».
Гитлер приветствовал войска с балкона рейхсканцелярии. Послушать фюрера собралось самое большее две сотни человек, и он вскоре в ярости ушел. В тот же вечер он написал «примирительное» письмо Чемберлену. А затем случилось «чудо»: Гитлер согласился на посредничество Бенито Муссолини и проведение 29 сентября конференции в Мюнхене. Между двумя и тремя часами ночи 30 сентября соглашение, предусматривавшее передачу Судетской области Германии, было подписано. Проект соглашения был представлен Муссолини, хотя составлен был на самом деле накануне Герингом, Нойратом и Вайцзеккером. Подписали документ Чемберлен, Гитлер, Муссолини и французский премьер Эдуар Даладье, которому было явно не по себе. Сопровождавший премьера французский посол в Берлине Андре Франсуа-Понсе заметил: «Вот так Франция обращается с единственными союзниками, которые остались ей верны». Чехов на конференцию не допустили. Они были вынуждены согласиться с диктатом.
1 октября 1938 г. вермахт оккупировал Судеты. В результате Чехословакия потеряла около пятой части своей территории, около 5 млн населения (из них 1,25 млн чехов и словаков), а также треть промышленных предприятий. Немцы были не единственными хищниками, терзавшими Чехословакию: 1 октября польские войска заняли Тешинскую область, а Венгрия «получила кусок мяса за счет Словакии». В начале ноября Венгрия – по решению Германии и Италии – получила также южные районы Словакии и Подкарпатской Руси (современная Закарпатская область Украины), где большинство населения составляли венгры.
«Мир для нашего поколения»
А что же остальной мир? Он ликовал. Немцы приветствовали британского премьер-министра овациями, когда он проезжал по Мюнхену. Не потому, что он подарил им Судетскую область: главным подарком был мир. Чемберлен казался героем дня. 30 сентября они с Гитлером провели двустороннюю встречу и подписали декларацию, в которой заявляли о намерении «содействовать обеспечению мира в Европе».
Когда Чемберлен и Даладье вернулись домой, то вместо гневных демонстраций, которых они опасались, обоих встретил бурный восторг, как будто, по словам одного чиновника форин-офиса, «праздновали великую победу над врагом, а не предательство малого союзника». Чемберлен по прибытии в Лондон предъявил экземпляр Мюнхенского соглашения, заявив, что он привез «мир для нашего поколения». Через 11 месяцев началась мировая война... А пока что толпа, собравшаяся перед Даунинг-стрит, 10, горячо приветствовала премьера и пела: «Он отличный парень!»
В британском парламенте Черчилль начал свое выступление в прениях о Мюнхенском соглашении словами: «Мы потерпели полное и абсолютное поражение». Зал разразился негодованием, заставившим его сделать паузу, прежде чем продолжить речь. Черчилль был не одинок: первый лорд адмиралтейства (военно-морской министр) Дафф Купер подал в отставку, заявив: «Премьер-министр считает, что к Гитлеру нужно обращаться на языке вежливого благоразумия. Я полагаю, что он лучше понимает язык бронированного кулака...» Однако парламент одобрил политику правительства подавляющим большинством голосов.
Борис Гершун писал из Парижа: «Истерическая радость населения, считавшего войну неизбежной, в сущности, начавшейся. Благословления, посылаемые Чемберлену, который на несколько дней стал героем». Даладье, встреченный ликующими толпами, пробормотал, обращаясь к своему статс-секретарю: «Идиоты!»
Американский дипломат Джордж Кеннан прилетел в Прагу на службу в день, когда стали известны результаты Мюнхенской конференции. Ему «навсегда запомнились толпы людей на улицах со слезами на глазах: они оплакивали потерю независимости, которой их страна наслаждалась всего 20 лет». Он не сомневался в том, что Германия не удовольствуется Судетской областью, и информировал Вашингтон, что «немцы смогут без особых трудностей одержать верх». Любопытно, что накануне немецкого вторжения американский посол в Лондоне попросил пражских коллег помочь одному из его сыновей попасть в Прагу, чтобы тот «на месте ознакомился с происходящим». Это разозлило Кеннана, ведь молодой человек не имел никакого официального статуса и собрался в Прагу в самый неподходящий момент. Тем не менее он выполнил просьбу посла и показал его сыну все, с чем тот хотел ознакомиться, после чего «с удовольствием» распростился с нежданным гостем. Как оказалось впоследствии, время он потратил не напрасно: «сомнительного» молодого человека звали Джон Кеннеди, и Кеннану еще пришлось послужить под его началом.
Не прошло и полугода, как выяснилось, что Мюнхенское соглашение для Гитлера – клочок бумаги и что поколению, которое Чемберлен называл «нашим», мира не видать. 14 марта 1939 г. по указанию из Берлина Словакия провозгласила независимость; на следующий день германские войска оккупировали Чехию, объявленную теперь протекторатом Богемии и Моравии. Президента Чехословакии Эмиля Гаху, сменившего отправившегося в эмиграцию Эдварда Бенеша, накануне вызвали в Берлин и под угрозой вторжения, в том числе бомбардировок Праги, вынудили сдать страну. Гитлер не отказал себе в удовольствии переночевать в Градчанском замке.
Это событие означало крах политики умиротворения. Британское и французское правительства заявляют о гарантиях независимости Польши, очевидного следующего объекта нацистской агрессии. До начала мировой войны остается пять месяцев...
Прямым следствием Мюнхена стала утрата малыми странами Восточной и Центральной Европы веры в то, что Англия и Франция являются надежными союзниками. Некоторые из них начинают ориентироваться на Германию. Мюнхен продемонстрировал Сталину, что с ним в европейской политике не считаются, усилил его подозрительность в отношении западных демократий и побудил искать другие пути обеспечения безопасности СССР. В конечном счете это привело его к решению подписать соглашение с Гитлером, именуемое обычно пактом Молотова – Риббентропа, хотя они были лишь исполнителями воли своих хозяев. Несомненно, это соглашение было одним из последствий Мюнхена. Правда, между двумя договорами было существенное различие: если «мюнхенцы» хотели предотвратить войну и были готовы ради собственной безопасности принести в жертву своего союзника, то Сталин пошел на раздел Восточной Европы с Гитлером. Секретный протокол к пакту о ненападении был подготовлен по его инициативе.
«Злоба и ненависть к немцам велики»
Историю делают люди. Интересно проследить, что стало с «мюнхенцами», с теми политиками, чья неспособность предвидеть последствия своих действий привела в конечном счете к мировой бойне. Чемберлен в мае 1940 г. был вынужден уступить кресло премьер-министра своему оппоненту Черчиллю и в ноябре 1940 г. умер от поздно диагностированного рака. Даладье ушел в отставку с поста премьера в марте 1940 г. После оккупации нацистами Франции он был арестован правительством Виши и наряду с некоторыми другими французскими министрами и военными в 1942 г. был предан суду как «поджигатель войны», ведь именно он объявил войну Германии 3 сентября 1939 г. и отклонил мирное предложение Гитлера 6 октября. Однако процесс, организованный коллаборационистами по инициативе немцев, неожиданно превратился в разбирательство того, почему Франция оказалась не готова к войне. Процесс прекратили по указанию Гитлера; всех подсудимых приговорили к пожизненному заключению декретом маршала Петена. После окончания войны Даладье вернулся в политику, но больших высот не достиг: был членом палаты депутатов и мэром Авиньона.
Возможно, хуже всего пришлось людям, из-за которых, по версии Гитлера, мир был поставлен на грань войны в сентябре 1938 г., – судетским немцам, да и вообще немцам, имевшим несчастье в 1945 г. оказаться в Чехословакии. Лидер судетских нацистов, обергруппенфюрер СС и гауляйтер Судетской области Генлейн был захвачен американцами и 10 мая 1945 г. покончил с собой. По декрету президента Бенеша судетские немцы лишались чехословацкого гражданства и подлежали депортации из страны. Всего в 1945–1946 гг. из Чехословакии было депортировано более 3 млн человек, их собственность конфисковали. Хотя Бенеш говорил, что «перемещение немецкого населения, разумеется, должно производиться ненасильственно и не по-нацистски», депортация сопровождалась многочисленными убийствами, изнасилованиями и грабежами.
Не лучше обстояло дело в Праге. 18 мая 1945 г. Николай Кладовой, начальник политотдела 4-й танковой армии, дислоцированной в городе, докладывал: «Местное население свою злобу и ненависть к немцам выражало в самых разнообразных, подчас довольно странных, необычных для нас формах». «Необычными формами» было сожжение немцев на кострах, расстрел из мелкокалиберной винтовки одного за другим, подвешивание за ноги на столбах. «В районе техникума жители города, раздев по пояс 15 немок и вымазав их краской, заставили работать по исправлению мостовой, при большом скоплении народа. После этого немки были выведены за город и расстреляны... Злоба и ненависть к немцам настолько велики, что нередко нашим офицерам и бойцам приходится сдерживать чехословацкое население от самочинных расправ над гитлеровцами». Сбылось пророчество Кеннана, сделанное им в 1939 г.: «В случае поворота исторической судьбы возмездие чехов может оказаться ужасным».
После падения коммунистического режима президент Чехословакии Вацлав Гавел принес судетским немцам извинения. Не уверен, однако, что взаимное прощение или хотя бы забвение прошлых обид в самом деле произошло.
Рассказывают, что российский премьер Петр Столыпин, перефразируя Макиавелли, любил говорить: «В политике нет морали, но есть последствия». Последствия Мюнхенского соглашения неплохо демонстрируют, что бывает, когда политики в самом деле начинают думать, будто мораль не имеет значения.
Автор — доктор исторических наук, профессор Высшей школы экономики