Как победить пытки в полиции и колониях

После опубликования «Новой газетой» видео пыток в ярославской исправительной колонии сотрудники ФСИН оправдывали пытки воспитательной работой (дескать, как иначе держать в узде преступный элемент) и только через 11 дней после публикации извинились перед потерпевшим. Однако есть все основания полагать, что речь идет не о единичном эксцессе, а о практике работы системы исполнения наказаний. На видео присутствует 18 человек. Не бывает таких разовых эксцессов, в которые вовлечено чуть ли не четверть смены исправительного учреждения. Уже само это заставляет предположить, что пытки – не дело нескольких извергов, а часть повседневной работы колонии. Если мы хотим системно изменить ситуацию, а не просто добиться справедливости в одном конкретном случае, то стоит привлечь к решению проблемы знания, наработанные криминологией.

Пытки – это тяжкое умышленное насильственное преступление. Чтобы его успешно предупреждать, необходимо опираться на криминологические знания о том, как совершается умышленное насилие. Причем совершается сознательно, с некоторой рациональной целью, в условиях, когда свидетелей нет и зафиксировать его следы крайне сложно, в отношении человека, который находится в зависимом положении от преступника.

Государственная политика предупреждения пыток должна опираться на те же принципы, что и политика предупреждения других тяжких умышленных насильственных преступлений. Простое усиление санкции (наказания) за такие преступления ведет к двум эффектам. Первый – увеличение так называемой специальной превенции. Мы на большой срок изолируем от общества человека, который, как оказалось, способен на такие невообразимые поступки. Но это не то, чего мы хотим достичь, – это не предупреждение преступлений.

Второй эффект ужесточения наказания – так называемая общая превенция. Более серьезное наказание отвращает потенциальных преступников от планов совершить его. Однако эффекты общей превенции сильны только тогда, когда вероятность наказания высока. В случае же с преступлениями правоохранителей, совершаемыми в закрытых учреждениях, эта вероятность не будет высокой никогда. Стандарты доказывания в уголовном процессе высоки, и шансы на то, что преступники оставят после себя столь убедительную улику, как в Ярославле, правоохранительные органы узнают о преступлении, а общественность добьется того, что они начнут расследование, ничтожно малы.

Что же делать? Пытки почти всегда будут невидимыми, преступники не будут бояться, а редкие, пусть и суровые приговоры никак не будут влиять на общую ситуацию?

Как и в случае прочих умышленных тяжких насильственных преступлений, нужно не только думать о вопиющих проявлениях этого насилия, но и обратить внимание на ранние стадии. Почти не бывает так, что человек совершает тяжкое умышленное насильственное преступление сразу, без некоторой «тренировки». Криминология говорит нам о том, что если речь идет об умышленных преступлениях, а не о пьяных драках, то преступник начинает с малого. В случае исправительных учреждений начальник отряда колонии раздает зуботычины и подзатыльники. Поэтому единственный разумный способ начать решать проблемы насилия в российских исправительных учреждениях и правоохранительных органах в целом – это обязательно отслеживать мелкие случаи насилия. Пощечина заключенному – увольнение. Мат в адрес задержанного – год без премии. Относительно легкие санкции за, казалось бы, мелкие нарушения.

Но сегодня как раз к таким мелким проявлениям насилия (в том числе психологического) в своей среде правоохранительные органы, насколько можно судить, совершенно не чувствительны. Вы слышали о взысканиях за подзатыльники? Наоборот, в таких случаях виноватых, как правило, защищают до последнего. Конечно, иногда насилие является тактическим: как быстро добиться признания в первые часы после задержания – оказать психологическое давление. Такое тактическое насилие будет всегда, в любой стране мира, и с ним ничего не сделать. Однако его нельзя сравнивать с физическим насилием и с насилием регулярным.

У борьбы с серьезным насилием через пресечение мелкого есть еще одно серьезное преимущество. Масштабные эксцессы, подобные ярославскому, редко становятся известны общественности, да и случаются реже, чем мелкие насильственные действия. Рядовое же насилие более заметно, его сложнее скрыть. Понятно, что камеры и свидетели есть далеко не везде. Но повседневная работа полиции и ФСИН пропитана таким мелким насилием, на которое случайный свидетель даже не обращает внимания. Даже в здании суда за словами «Ноги шире», обращенными к подконвойному, даже при свидетелях нередко будет следовать несильный пинок по лодыжке. Приказ «Сесть» будет сопровождаться надавливанием на плечи. Проблема в том, что от таких мелочей и совершается переход к более тяжкому насилию.

Сам факт, что скрывать от камер, от случайных свидетелей и даже сослуживцев нужно будет не только масштабные пытки, но и практически любое некорректное поведение, – важнейший шаг на пути к преодолению именно тяжкого насилия. Человек, которого отучили на работе прикасаться к тем, за чью безопасность он отвечает, столкнется с серьезными трудностями в ситуации, когда ему внезапно нужно кого-то пытать.

Поэтому наряду с борьбой за справедливость в ярославском деле нужно взглянуть на другое насилие, мелкое. Нулевая терпимость к самым мелким проявлениям насилия в перспективе позволит предупредить жестокие пытки. Борьба именно с тяжким насилием, большее внимание к жалобам заключенных, меньшая толерантность следователей к насильственным действиям коллег тоже нужны. Но это борьба с теми редкими нарушениями, которые стали известны почти случайно. Толерантность следователей к пыткам во многом объясняется привычным написанием постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела в ответ на жалобы на менее тяжкое насилие. Поэтому, как ни странно, начинать надо с малого.

Автор - ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге