Когда закончится деревня

Российское село вымирает – это сложно назвать новостью, но это происходит не только в регионах, географически и климатически не слишком подходящих для сельского хозяйства, но и на плодородном юге. Ежегодно из села в город уезжают порядка 200 000 человек, как следствие, безжизненное пространство страны расширяется, показало исследование «Миграция сельского населения и динамика сельскохозяйственной занятости в регионах России» Татьяны Нефедовой из Института географии РАН и Никиты Мкртчяна из Института демографии ВШЭ.

СССР начинался с того, что 85% жителей были крестьянами, закончился тем, что 74% стали горожанами. В 1990-е процесс урбанизации замедлился, но не потому, что жизнь на селе стала лучше: в городе стало труднее найти работу, прежние механизмы переезда – через набор на предприятия – был сломан. В нулевые отток людей из сел и деревень вырос, но насколько – точно неизвестно, так как многие, перебираясь жить в город, сохраняют сельскую регистрацию. В 2011–2015 гг. из сел в города своих регионов ежегодно переезжали 90 000–174 000 человек, в города других регионов – 31 000–76 000 селян, в результате сельское население страны сегодня сокращается повсеместно, кроме пригородов крупных городов, пишут Нефедова и Мкртчян. Наиболее интенсивно этот процесс идет на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири и на Европейском Севере, где сельское население сокращается на 1,5–3% ежегодно. Сейчас, вероятно, отток даже усиливается, предполагает Мкртчян, но статистика это не улавливает: с 2001 по 2017 г., по данным Росстата, официально зарегистрированных на селе россиян стало меньше всего на 1,4 млн человек (3,6%). Сейчас сельскими жителями числятся 37,8 млн человек (26% всего населения); на деле людей в селах живет намного меньше, отмечает Нефедова.

Больше всего уезжает молодых и наиболее активных – выпускники сельских школ поступают в вузы или ищут работу в городах, чтобы там и остаться. Это замкнутый круг, отмечают ученые: в Нечерноземье переезд молодежи приводит к деградации социальной среды, что ухудшает состояние сельского хозяйства и еще сильнее выталкивает население в города. Остаются те, кому не на что купить жилье в городе, и те, кому за 40 – их знания и навыки в городе особо не нужны. От 7 до 20% трудоспособного населения сел работают не на земле – это так называемые отходники, выезжающие за сотни и тысячи километров в большие города на работу вахтовым методом. В Центральной России, Поволжье, на Северо-Западе доля отходников выше, а в зоне притяжения Москвы – в Тульской, Калужской, Ярославской, Владимирской областях – до 30–40% трудоспособного сельского населения работает в столице и Подмосковье, говорит Нефедова. На востоке страны с разреженной сетью крупных городов отходничество развито меньше: здесь люди чаще всего уезжают из села насовсем. Отходничество, в свою очередь, сокращает и без того скромные доходы села: те, кто живет на селе, но работает в городе, платят налоги в бюджеты городов. Если в селе есть сельхозорганизация и у нее есть единый сельхозналог, то в бюджет поселения идет с него только 30%, поясняет экономист Наталья Шагайда из РАНХиГС.

Причины переселения разнятся. На севере и востоке России, в нечерноземных районах село вырождается по естественным причинам: убыточные в не самых благоприятных климатических условиях совхозы и колхозы умирают – работы нет, остаются только старики, поясняет Нефедова. Ускоряет процесс и укрупнение сельских поселений, а следом и сокращение числа школ и больниц: инфраструктура становится малодоступной. Это выталкивает в города даже тех, кто, может, и хотел бы жить в деревне, рассуждает Нефедова. На юге сельское хозяйство вышло из кризиса, но трудоемкое животноводство вытесняется растениеводством, ему нужно меньше рабочих рук. «Сейчас пшеница, образно говоря, съела овцу», – говорит Мкртчян. Большим технологичным агрохолдингам уже не нужны советские сельскохозяйственные «моносела», где на колхоз работали 500–1000 человек. Подсобные хозяйства в округе агрохолдинги стерилизуют, запрещая им держать свиней и птиц из-за рисков распространения болезней, – итого работы для селян на юге тоже мало, они тоже вынуждены искать временные заработки на отходе в городах.

Не везде вымирание села – однозначное зло: там, где сельское хозяйство в силу природных условий обречено быть убыточным, нет смысла биться за деревню во что бы то ни стало. Но в других регионах расширение необитаемых, по сути, пространств несет риски потери контроля над территорией – например, на Дальнем Востоке по соседству с Китаем, отмечала в работе 2005 г. «Сельская Россия в начале XXI века» руководитель Центра развития сельских территорий Людмила Бондаренко. Урбанизация – неизбежный процесс, который происходит эволюционно везде и будет продолжаться, говорит экономист Наталья Зубаревич из Института социальной политики. Но в Западной Европе, например, мелкий фермер поддерживается субсидиями, за жизнь в селах даже стали доплачивать. В России же все госпрограммы устойчивого развития сельских территорий не содержат мер по стимулированию малого и среднего бизнеса; в первую очередь строят дорогу к крупным инвестиционным объектам, отмечает Шагайда. Сельские муниципалитеты, в принципе, должны быть собственниками государственной земли в их границах, говорит экономист, но она неразграниченная, фактически – федеральная: «В собственности у села мог бы быть бывший колхозный лес, муниципальная земля, общераспространенные полезные ископаемые в ней – местные могли бы ими управлять, а вместо этого у них даже нет права собирать хворост в лесу». Нет у села хозяина – нет и жителей.