Кого объединяет трагедия

Власть и общество в России умеют быть вместе в радости, но не в горе. Можно верить заявлениям властей о подъеме экономики, о мощи оружия, о росте уважения к России в мире (соцопросы показывают, что это так). Но уровень доверия общества к словам руководства рефлекторно падает до нуля, когда речь идет о масштабах трагедий, подобных кемеровской, ходе расследования и обещаниях наказать виновных. Власть слишком много сделала для того, чтобы создать эту пропасть, и не похоже, чтобы у нее были рецепты восстановления этого доверия, если, конечно, у нее в принципе есть в этом необходимость.

События в Кемерове должны подтолкнуть власть к пониманию, что это именно необходимость. Сотни людей стихийно вышли утром к зданию администрации области для того, чтобы потребовать правды о масштабах трагедии. С первого дня по городу распространились слухи, что в действительности число жертв пожара в «Зимней вишне» куда больше, чем заявляют областные власти и МЧС, – в разных версиях счет доходил до 300 человек. «Власти скрывают» – это емкая формулировка универсальной теории заговора, но за такими подозрениями стоит опыт «Курска», «Норд-оста», Беслана и других катастроф, когда власти действительно недоговаривали, умалчивали, скрывали и попросту врали гражданам об истинном масштабе трагедий. Митинг, начавшийся с требований сказать правду, эволюционировал в митинг с требованиями отставки тех, кто может эту правду скрывать уже хотя бы в силу монополии на знание этой правды. И токсичность этого знания распространяется на тех, чьими глазами власть хочет это знание верифицировать. Стихийно сформировавшаяся группа из числа участников митинга по предложению областной администрации выехала в морг, чтобы лично перепроверить данные о привезенных туда из руин «Зимней вишни» 64 телах погибших, но и им, вернувшимся из морга с подтверждением этой информации, собравшиеся на площади не поверили.

Нет никого, кто был бы заинтересован в сокрытии числа жертв, раз за разом повторял митингующим вице-губернатор Сергей Цивилев, но не похоже, чтобы ему поверили.

Это недоверие не измеряется традиционными способами – например, уровнем протестного голосования. Кузбасс всегда был суперлоялистским регионом и только что дал Владимиру Путину 85% голосов при 83%-ной явке, перекрыв и без того традиционно высокие для региона показатели, а в 2015 г. – 97% голосов Аману Тулееву, который возглавляет Кузбасс с 1997 г. Это недоверие площади, которое страшит власть в том числе своей неоформленностью: Тулеев, конечно, может самоуспокоительно списывать протестный митинг на некие «оппозиционные силы», которые «постоянно бузотерят» (примечательно, что эти слова, зафиксированные протокольной съемкой, отсутствуют в официальной стенограмме встречи губернатора с президентом на сайте Кремля), но даже Путин такое объяснение проигнорировал.

Собственно, ночной прилет президента в Кемерово – это тоже своего рода попытка закрыть эту брешь недоверия единственным человеком, который сколько-нибудь соотносится с ней масштабами. Так было и в Видяево в 2000 г., так было в Беслане в 2004 г. От него все еще требуют только наказать виновных, но не разделить ответственность за трагедии. За 18 лет нахождения Путина у власти общенациональный траур объявлялся 18 раз, но пожар в «Зимней вишне» стал чуть ли не первым случаем, когда официальное объявление траура президентом так заметно отстало от фактического погружения страны в траур: власть и тут не попала в резонанс с обществом. И, кажется, впервые сразу несколько регионов объявили траур по погибшим в «Зимней вишне» на местном уровне, не дожидаясь отмашки из Москвы. Какими бы доводами ни руководствовались тамошние власти, но по факту объявление ими региональных трауров стоит считать попыткой этот разрыв между властью и обществом сократить – в отличие, например, от действий московских властей, которые отреагировали на стихийный же траурный сбор людей на Пушкинской площади симметричным, но уже официозным, траурным «мероприятием» на Манежной площади, где к импровизированному мемориалу возлагали купленные оптом одинаковые игрушки прямо с магазинными бирками. Горе – это состояние, куда ярче радости высвечивающее фальшь и четче обозначающее дистанцию между властью и обществом; горе – это худший повод этот разрыв расширять.