Почему АСВ требует от вкладчиков вернуть деньги

Клиенты российских банков в 2018 г. уже успели изрядно понервничать: в начале февраля Агентство по страхованию вкладов (АСВ) подало в суд около 500 исков к вкладчикам ряда обанкротившихся банков, которые забрали свои деньги незадолго до отзыва у банков лицензий. Новость взбудоражила общественность, но при всей кажущейся абсурдности действия АСВ вполне законны, а отношения между агентством и вкладчиками куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.

История такова: татарстанские Татфондбанк и Интехбанк (на момент отзыва лицензии в марте 2017 г. занимали соответственно 42-е и 138-е места по размеру активов) привлекли значительные средства вкладчиков. Когда у них возникли финансовые сложности, какая-то часть вкладчиков все же успела получить свои деньги до отзыва лицензий. Конкурсным управляющим этих банков в силу закона было назначено АСВ, которое почти год спустя потребовало от вкладчиков вернуть выданные суммы, ссылаясь на то, что расчеты с этими вкладчиками были осуществлены предпочтительно перед другими кредиторами. Можно ли теперь считать АСВ злодеем?

Прежде всего надо понимать, что конкурсные управляющие уже более 15 лет пытаются возвращать в конкурсную массу имущество, которое должник отдал части своих кредиторов незадолго до собственного банкротства. Логика здесь простая: все кредиторы имеют равные права на имущество должника и если один из них успел получить расчет, а другие – нет, то это несправедливо. Поэтому закон о банкротстве называет такое удовлетворение требований отдельных кредиторов «предпочтительным» и позволяет управляющему его оспаривать.

Разумеется, здесь есть противоречие между интересами конкретного кредитора, получившего удовлетворение, и всех прочих кредиторов. Тот, кто успел получить свои деньги, формально ни в чем не виновен – он никого не обманывал и думать о других, казалось бы, совсем не обязан. Но закон говорит о другом и прямо запрещает забирать свои деньги перед носом других кредиторов.

У этого есть две причины. Можно сказать, что закон в какой-то степени презюмирует, что удачливый кредитор, с которым рассчитались в считанные дни до банкротства должника, удачлив был не случайно. Любой арбитражный управляющий подтвердит, что за такими кредиторами очень часто стоит руководство должника, его акционеры или кто-то с ними связанный. Но дело тут не только в желании упростить для управляющего задачу по доказыванию злонамеренности. Как бы странно это ни звучало, кредиторы в преддверии банкротства должника становятся обязанными учитывать не только свои интересы, но также и интересы конкурсной массы, даже если они не знают об этом. Поэтому законодатель посчитал, что целесообразно дать возможность вернуть в конкурсную массу имущество, отданное ранее в пользу части кредиторов.

Но не стоит сразу винить российского законодателя в том, что он создал дикую правовую конструкцию, в рамках которой один вкладчик банка должен что-то другому вкладчику, о существовании которого он, скорее всего, даже не подозревает. Наше законодательство просто пошло в фарватере общемирового тренда: оспаривать сделки с предпочтением начали давно, и придумали это совсем не в России.

Этот традиционный механизм встречает в нашей стране глубокое непонимание. Оно вызвано, вероятно, тем, что российское корпоративное и гражданское право по объективным причинам просто не успевает за институтом оспаривания сделок. В тех юрисдикциях, где он развивался естественным путем, одновременно развивалось и представление о том, каковы взаимоотношения между компанией, ее акционерами, кредиторами и иными вовлеченными лицами. И там идея об обязанностях кредиторов уже не звучит дико.

Российский законодатель сделал со своей стороны все, что мог. Оспорить предпочтительное удовлетворение, не доказывая наличие злоупотребления со стороны кредитора, у нас можно только в том случае, если оно случилось в течение месяца до возбуждения дела о банкротстве. Если злоупотребление доказать можно, то этот период увеличивается до шести месяцев. Но даже для сделок, совершенных в один месяц, есть исключение: если для бизнеса должника сделка была обычной, оспорить ее как предпочтительную нельзя.

Казалось бы, компромисс найден. Но не в случае с банками.

АСВ всегда было очень активно в оспаривании сделок банков-банкротов. В тех банкротствах, где нет АСВ, управляющие пытаются оспаривать сделки только в каждой второй процедуре, а вот АСВ подает в среднем более 13 таких заявлений на каждого должника. И, согласно статистике, агентство выигрывает такие споры примерно в половине случаев.

Сейчас трудно прогнозировать, будут ли удовлетворены требования АСВ по конкретным делам вкладчиков Татфондбанка и Интехбанка (в начале февраля глава АСВ Юрий Исаев говорил, что из примерно 500 поданных исков около 230–240 могут быть агентством отозваны). Очевидно, главное основание, по которому в заявлениях может быть отказано, – это обычность совершаемых сделок. Однако вполне вероятно, что речь идет о вкладах, которые были досрочно закрыты, что дает основания АСВ полагать, что такие снятия не были обычными. И хотя такая «необычность» совсем не то, о чем говорит закон о банкротстве, есть высокая вероятность, что суды встанут на сторону АСВ. Тогда вкладчики смогут претендовать только на выплату страхового возмещения, а на суммы, превышающие лимит в 1,4 млн руб., станут кредиторами банков.

Формальная законность действий АСВ вовсе не означает, что сложившаяся ситуация нормальна. Причина проста: агентство оспаривает закрытие вкладов прежде всего для защиты своих интересов как кредитора первой очереди – ведь АСВ одновременно является и страховщиком депозитов, и конкурсным управляющим банков-банкротов, а проведя выплаты по вкладам, становится еще и кредитором тех же банков, которыми управляет. Можно ли говорить, что АСВ действует в интересах всех кредиторов в равной степени? Нет. Но эта проблема куда шире, чем оспаривание возврата вкладов части кредиторов разорившихся банков.

Автор - юрист московского офиса международной юрфирмы «Ильяшев и партнеры»